Скотт Туроу - Законы отцов наших

Тем временем я украдкой бросаю взгляд на Нила. Несколько дней назад, когда свидетельские показания давал Кратцус, я посмотрела туда и увидела, что Нил сидит, упершись подбородком прямо в столешницу, и бросает бумажные шарики в мишень, в качестве которой он приспособил стаканчик от чая, поставив его на край стола. В тот момент он казался столь отчужденным от всего, что происходило вокруг, что мне даже пришла в голову мысль, а нет ли где-нибудь в его шевелюре, полностью закрывавшей уши, наушников. Лишь теперь, когда были представлены доказательства его невиновности, он не сдержал эмоций, которые, впрочем, проявил очень странным образом. Повернувшись к стене, а не к свидетелю, Нил закрыл лицо руками. Хоби, почти всегда остающийся в центре моего внимания, медленно, как бы фланируя, идет в ту сторону и, сделав вид, будто ищет что-то в своих бумагах, локтем бьет Нила в плечо, да так сильно, что тот от боли и неожиданности разевает рот. Придя в себя, Нил выпрямляется и роняет руки на стол, однако по-прежнему отказывается посмотреть на отца, несмотря на то что Хоби готовится к продолжению допроса свидетеля.

— Судья! — вскрикивает Мольто. Его слипшиеся от высохшего пота волосы взъерошены, а глаза, под которыми темные круги, то открываются, то закрываются, так как он на несколько секунд теряет нить мысли. Он настолько взволнован, что даже забывает встать. — Судья, могу я получить обоснование доказательства? Присутствовал ли Нил при этом разговоре? Когда сенатор пригрозил Хардкору обращением в прокуратуру?

Глядя на Томми, Хоби снисходительно улыбается:

— Вы понимаете, о чем в действительности спрашивает мистер Мольто, доктор Эдгар? Он хочет знать, как получилось, что я знаю обо всем, а он нет. — Хоби переводит взгляд на свидетеля. — А ведь он прав, не так ли, сенатор? Давайте начистоту. Вы ведь ничего не упомянули обо всем этом, когда беседовали с мистером Мольто, верно?

— Я ответил на вопросы, которые он задал. Как вы уже подметили, мы были очень сдержанны друг с другом.

— Но ведь вы понимали, какую роль играли деньги, которые ваш сын передал Хардкору, не так ли?

— Ни представители прокуратуры, ни полиция ничего не говорили мне о деньгах. И даже когда я начал узнавать детали, мне сначала и в голову не приходило, что здесь есть какая-то связь. К тому времени Нилу уже предъявили обвинение, и я поднял эту тему в разговоре с вами — как вам известно, — и вы сказали мне, что линию защиты выберете сами и что… — Эдгар внезапно осекся.

— Продолжайте.

— Вы сказали мне, что, может быть, вам вообще не понадобится упоминать об этом.

— То есть я одурачил вас, верно? — спрашивает Хоби.

У него хватает выдержки, чтобы изобразить на лице ослепительную улыбку, а затем, словно этого недостаточно, Хоби делает шаг вперед и отвешивает поясной поклон. Потрясающая сцена. Выпрямившись, Хоби буквально на секунду бросает на Эдгара взгляд, полный испепеляющей ненависти. Эдгар переносит это с гораздо большим спокойствием и выдержкой, чем я могла бы подумать. Он дотрагивается пальцем до верхней губы и молча смотрит на Хоби изучающим взглядом. Я вдруг осознаю, что перейден некий рубеж. Несколько секунд назад судебный процесс перешел в новую стадию, неподвластную мне, и теперь тяжба идет только между этими двумя людьми.

— Мистер Таттл, вы закончили? — спрашиваю я.

Ему осталось забить несколько последних гвоздей в крышку гроба с версией обвинения и, возможно, этим самым поставить точку в политической карьере Эдгара. Борзописцы просто затравят Эдгара. Они вцепятся в него и будут терзать до тех пор, пока не разорвут в клочки.

В ответ Хоби поворачивается и довольно долго смотрит на меня. Еще одна впечатляющая сцена: непроницаемое коричневое лицо, грустные и многозначительные глаза. На миг в его облике мелькает что-то если не внушающее жалость, то хотя бы делающее его похожим на человека. Затем он негромко произносит:

— Нет, ваша честь, я еще не закончил.

Я холодно прошу Хоби поторопиться, и он начинает прохаживаться, обдумывая следующий вопрос, а затем останавливается перед Эдгаром.

— Вы сказали здесь Мольто вчера, что вам не известен мотив, который мог бы побудить сына желать вашей смерти, верно, сенатор?

— Насколько я могу судить об этом, такого мотива не существует.

— Хорошо. А теперь скажите, сенатор, с той поры, как ваш сын научился говорить, он когда-либо высказывал угрозы в ваш адрес или же предпринимал какие-либо действия, которые можно было бы расценить как физическое насилие?

— Нет.

— А как насчет матери?

— Да он и мухи не обидит, мистер Таттл.

Сингх толкает Мольто в плечо. Томми отмахивается — какая теперь разница? Тогда Сингх сам возражает против ответа Эдгара как данного не по существу. Я принимаю его возражение.

— Сенатор, как вы уже упомянули, вы согласились внести залог за вашего сына, так?

— Да, согласился.

— Мистер Таттл! — вмешиваюсь я. — Я вижу, куда вы клоните. Если я не ошибаюсь, то лучше и не помышляйте об этом.

Он собирается спросить, считает ли Эдгар Нила виновным. Определять вину — моя прерогатива, а не Эдгара.

— Ваша честь, я собирался задать вопрос получше. — Он внимательно смотрит на Эдгара: — Разве не факт, сенатор, что вам лично известно, что Нил Эдгар не совершал этого преступления?

Взглядом через плечо он как бы говорит мне: «Ну что? Как тебе? Ай да Хоби! Ай да сукин сын! Что теперь ты сделаешь?»

— Вы можете ответить, — объясняю я Эдгару, — но только на основании того, что вам лично известно.

— Откуда же мне знать? — удивляется он. — У меня есть мнения.

— Никаких мнений. Ваши мнения мне не нужны.

— Позвольте мне снять вопрос и начать заново, но издалека, — предлагает Хоби. Стоя неподвижно в самом освещенном месте зала, он поднимает руку поближе к глазам, словно рассматривая свой маникюр. — Сенатор, вернемся к Монтегю. Он снова навестил вас одиннадцатого сентября, и вы сказали ему, что предыдущие ваши показания, данные ему седьмого сентября, не соответствовали действительности, верно?

— Да, именно это я ему и сказал.

— Одиннадцатого сентября вы сказали Монтегю, что должны были находиться на Грей-стрит в утро, когда была убита миссис Эдгар. Вы рассказали ему, как пытались вовлечь «УЧС» в политику, правильно?

— Да, правильно.

— Каким же образом ему удалось заставить вас изменить свою позицию?

Эдгар неопределенно пожимает плечами:

— Полагаю, во мне заговорила совесть, мистер Таттл. Он задал мне те же вопросы, и из этого я сделал вывод, что он дал скептическую оценку моим предыдущим ответам.

— Скептическую? Хорошо. А теперь давайте нарисуем целостную картину, чтобы увязать все события. Вы председатель сенатского комитета по уголовному законодательству, так?