Скотт Туроу - Законы отцов наших

— Если достопочтенный суд соизволил заметить, мой клиент запаздывает. — Он кивает подбородком на стол защиты, за которым никого нет. — Я попросил, чтобы ему позвонили.

В то же время мистер Мольто говорит мне, что обвинение закончило предъявление доказательств.

— Возможно, пока мой клиент отсутствует, мы начнем с выступлений, предшествующих вынесению вердикта, а после его явки вернемся к версии защиты. Если в том возникнет необходимость.

Его большие покрасневшие глаза, слезящиеся и загадочные, встречаются с моими. Эта встреча длится мгновение, которого достаточно, чтобы передать сообщение: «Я считаю, что заслуживаю того, чтобы дело закончилось моей победой прямо сейчас». Хоби предпочел бы, чтобы я оправдала обвиняемого за недостатком улик. Его расчет строится на том, что ни один здравомыслящий судья не станет выносить приговор на основании доказательств, предъявленных обвинением.

Даже Мольто не видит особых причин возражать против повестки дня, предложенной Хоби. Он вновь перечисляет свои доказательства, затем нехотя встает и объявляет:

— Обвинение закончило предъявление доказательств.

Рядом с ним сидят Монтегю и Руди. Я смотрю на них, и в воображении возникает образ революционного трио: горнист, барабанщик и знаменосец; израненные, в бинтах, они ковыляют под напеваемую ими мелодию строевой песни навстречу роковой неизбежности.

— Обвинение закончило предъявление доказательств. Слово для заключительного выступления предоставляется представителю защиты, мистеру Таттлу.

Хоби, не спеша, подходит к дубовой кафедре и занимает за ней место. На нем небольшие очки для чтения в восьмиугольной оправе, которые я нередко видела во время процесса.

— Прежде всего, судья Клонски, я хочу сказать о критерии доказанности сейчас, после того как обвинение официально заявило о завершении предъявления своих доказательств. Я знаю, что вы не объявите нам сейчас свой вердикт. Вы будете решать, достаточно ли доказательств, предъявленных обвинением и изложенных в чрезвычайно субъективном свете, для признания подсудимого виновным. Поэтому я не собираюсь объяснять вам, что, по нашему мнению, здесь произошло. Вчера вы получили об этом неплохое представление, однако я отдаю себе отчет в том, что в данный момент вы не можете вынести приговор на этом основании.

В то же время, ваша честь, вы можете и должны прийти к выводу, что версия обвинения провалилась и не выдерживает никакой критики. И она провалилась по одной причине, одной гигантской причине, которая заключается в том, что они сделали основную ставку на показания существа, оказавшегося невероятным лжецом, человека, которого мы все тут видели: Орделла Трента по кличке Хардкор.

Разумеется, я понимаю, что, как правило, в выступлениях сторон, предшествующих вынесению приговора, не затрагиваются вопросы о достоверности показаний того или иного свидетеля. Однако всем нам известны случаи, когда такие вещи случаются, когда неоспоримые факты, объективная истина говорят, что свидетелю верить нельзя, и я заявляю вам совершенно ответственно, что мы имеем дело именно с таким случаем.

Давайте не будем ходить вокруг да около. Абсолютно ясно, что версия обвинения строится исключительно на показаниях Хардкора. Мисс Баг, мисс Лавиния, не добавляет к этой версии ничего, решительно ничего, потому что, ваша честь, как мы узнали от детектива Любича, она была способна лишь повторять то, что ей говорили полицейские. Клиент говорит ей: «Ложись», — она ложится; полиция поет: «Эй-би-си», — и она поет вместе с ней. Но ведь мисс Лавиния и сама сказала, по-своему правдиво, что никогда и ничего не говорила против Нила.

Итак, что же у нас остается в конечном счете? Только этот тип Хардкор. И я не буду отнимать у вас зря время, объясняя вам, какой он закоренелый и опасный преступник. Не буду утомлять вас словами о том, что он не уважает правду, потому что она ему не нужна, что он не может быть частью нормального общества, потому что они органически несовместимы. Я не буду делать ничего подобного, потому что, ваша честь, мы доказали, что он лжет. — Когда Хоби стоит на подиуме и поднимает глаза, чтобы бросить взгляд на меня, то я вижу через стекла его очков, как двигаются его зрачки.

«Мы» — эвфемизм для приличия. «Я» подходит в самый раз. Хоби вывел Хардкора на чистую воду сам, без чьей-либо помощи, и теперь, хотя бы на миг, желает вкусить плоды своей победы.

— Хардкор говорит, ваша честь, что мой клиент, то есть Нил, дал ему десять тысяч долларов, чтобы он убил его отца. Ну что ж, судья, мы теперь знаем, что мой клиент действительно дал ему десять тысяч. Вчера нам удалось это выяснить наконец. Однако Хардкор получил их не в августе, а в июле. И не в качестве платы за убийство отца мой клиент передал их ему, а, наоборот, по просьбе отца. И это было сказано не свидетелем защиты, а свидетелем обвинения, по сути, даже главным свидетелем, сенатором Эдгаром. И вот этот главный свидетель обвинения говорит нам, что Хардкор — лжец.

Хоби театрально потрясает чеком. Он опять касается схемы финансирования избирательной кампании сенатора, повторяя то, что мы уже слышали вчера: как местное отделение Партии демократических фермеров выделило деньги Эдгару со своего счета в виде чека, в результате чего деньги оказались в руках у Нила Эдгара.

— А откуда еще может взять такую большую сумму инспектор по надзору УДО? Ваша честь, его годовая зарплата составляет тридцать восемь тысяч, на его счету в банке сейчас не наберется и трех тысяч долларов.

Томми вполне справедливо возражает на том основании, что эти документы до сих пор не представлены суду.

— К тому же его отец сказал, что Нил неоднократно брал у него в долг деньги на квартплату, на страховку. Следовательно, мистер Трент лжет. Мой Бог, ваша честь, на этих деньгах следы наркотиков.

— Почему? — спрашиваю я. — Этот момент требует объяснения.

— Он специально не стал выбрасывать мешок, он сохранил несколько денежных купюр с отпечатками пальцев Нила Эдгара. В этом нет и не может быть никаких сомнений. Судья, человек, занимающийся мелкооптовой и розничной торговлей наркотиками, вроде Хардкора, прекрасно осознает весь связанный с этим риск. Опасность ареста постоянно висит над ним подобно дамоклову мечу, и он старается быть готовым и планирует свои контрмеры. Это такая же часть его профессии, как то, что вы совещаетесь с мисс Рэйнс по поводу дела, которое возьмете на следующей неделе.

При упоминании ее имени Мариэтта слегка вздрагивает и поднимает усыпанную густыми кудряшками голову.

— Хардкор сохранил мешок, денежные купюры, чтобы иметь какой-то козырь на руках, если он опять попадет в беду. И когда это случилось, а это было так же неизбежно, как и то, что на смену дню приходит ночь, и Хардкор попал в переделку, он положил в этот мешок, ваша честь, деньги, которые взял из выручки за продажу кокаина. Орделл — лжец, распространяющий не только наркотики, но и клевету; и эти деньги — клевета наркодилера. Это очевидно. — Хоби уделяет еще несколько минут другим моментам, а затем уступает место Мольто.