Скотт Туроу - Законы отцов наших

— Привет, — произнес Нил.

Сын по-прежнему ночевал здесь два-три раза в неделю, если Эдгар не уезжал по своим делам в какой-нибудь глухой угол штата. Квартира Нила в городе была пропитана духом холостяцкой неприкаянности, и он чувствовал себя там еще более неуютно, чем здесь. Уик-энды он также проводил здесь. Мальчик превратился в рослого мужчину, шесть футов и один дюйм, обросшего жирком, который по выходным валялся небритый и немытый на кушетке в гостиной внизу, пил дорогое пиво и смотрел телевизор. Они почти не разговаривали. Эдгар не знал, что нужно Нилу. Бесплатное питание? Крыша над головой и уверенность, что о тебе позаботятся? Можно было дать сотню саркастических ответов. Однако Эдгар радовался тому, что сын часто бывал здесь. Ему хотелось, чтобы Нил был постоянно у него на виду. Им обоим от этого лучше.

Эдгар надел вчерашнюю рубашку, в кармане которой обнаружил свои записки.

— А-а, чтоб мне лопнуть! — проговорил он и потрогал свой лоб. — Я все время забываю. Деньги. Обязательно передай Орделлу, что я их раздобуду. Просто еще не знаю, где их взять.

— Ну, он пока особенно не возникает, — отозвался Нил, не сводя глаз с экрана телевизора.

Эдгар почувствовал тревогу, пока еще слабую и неосознанную. Жизненный опыт подсказывал ему: здесь что-то не так. Он принялся теребить Нила, пока тот не сказал, что оказал Хардкору какую-то помощь.

— Подожди, подожди, Нил. Не уходи от ответа. Посмотри на меня. — Эдгар присел к кухонному столу. — Что происходит?

Как он узнал? У Нила на лице было особое выражение: хитрый, пристыженный взгляд гончего пса, осознающего, что внутренний мир, в котором он пребывает, никак не согласуется с тем, который существует помимо его воли в объективной действительности. Это всегда настораживало Эдгара. Не стал исключением и этот случай.

— Я помогаю ему.

— В чем ты ему помогаешь? Составляешь благоприятные рапорты? Или выбрасываешь его файлы?

— Ничего подобного. Я делаю свою работу.

— Где? Что ты делаешь?

— В тюрьме, — ответил нехотя Нил.

Постепенно Эдгару удалось выудить из него основные подробности. Эдгар всегда считал себя сильным и стойким и гордился этим, однако к концу разговора он все же не выдержал и опустил голову на стол, обхватив ее руками. Снова и снова он просил Нила сказать, что это шутка. Подростком Эдгар каждый день думал об Иисусе, распинаемом на кресте. Как гвозди сначала вонзаются в его руки, а затем в ноги. Как дробятся кости и пронзаются нервы. Он, должно быть, радовался этой боли, зная, что в скором будущем принесет миру спасение. Всю свою жизнь Эдгар пытался радоваться боли, но эту он не мог принять.

— Ловко придумано, — сказал Нил, стараясь утешить его.

— Нет, вовсе не ловко. Это самый глупый, самый отвратительный, самый опасный поступок, который ты когда-либо совершал. Это безумие.

— Не согласился бы я, они запросто нашли бы другого. Там все давно уже продано и перепродано. Ради Бога, не будь так наивен. Ты просто не представляешь, сколько там крутится денег. Ведь заключенным не разрешается иметь ни цента, а я за неделю выношу оттуда пять тысяч баксов.

— О, Нил… — умоляюще произнес он.

На какое-то время Эдгар погрузился в прострацию. Затем подумал, что у него нет иного выхода, кроме как позвонить Джун. От этой мысли ему стало тошно.

То, что он расскажет, станет для нее кошмаром, а ведь жизнь и так ее изрядно потрепала, и до сих пор ей нет покоя. Он скажет дежурные фразы, которые звучали не раз на протяжении многих лет: «У нас проблема. Кризис. Тебе нужно приехать сюда. Мы должны все уладить».

Он должен будет опять просить ее участвовать в этом своим личным сопереживанием. А сейчас следует запереть в дальнем уголке души собственные страдания и сосредоточить все мысли на спасении Нила.

— О Боже, Нил… — сказал Эдгар. Ему стало плохо.

Однажды к Эдгару явилось ужасное видение самобичевания, которое затем время от времени повторялось, ввергая его в дрожь и рыдания. Ему восемьдесят пять лет, и он на пороге смерти. И ломает голову, что делать с Нилом, как защитить его от брутальности мира, так же как в свое время он пытался защитить его от наглых, грубых мальчишек, которые били Нила и отнимали у него вещи, не боясь отпора. Охваченный страхом, Нил постоянно жался к отцу, рассчитывая на его защиту, и тогда казался Эдгару самым драгоценным существом на свете.

Однако в этой фантазии Эдгар, поразмыслив, приходил к выводу, что Нилу нет спасения, что он не поумнеет и не станет сильнее. И тогда в качестве акта милосердия Эдгар решает, что у него нет иного выхода, кроме как убить их обоих, себя и Нила. Разумеется, это был всего лишь сон, но и его было достаточно, чтобы Эдгар заплакал. Он увидел в своей руке пистолет и себя, ждущего, пока его сын не повернется к нему затылком, потому что он был не в состоянии заставить себя сделать это, глядя ему в лицо. «Стреляй быстрее», — всегда думал он, когда пытался отогнать прочь это видение, где он не мог выстрелить так, чтобы между двумя выстрелами не было даже самого мизерного промежутка, в котором ему самому была бы отведена жизнь.

— Мы должны разобраться с этим, Нил. У нас есть шанс сделать что-то еще до того, как ситуация станет непоправимой. Я хочу знать, как мне установить контакт с Хардкором. И твоя карьера в качестве доставщика наркотиков окончена. Больше ты не будешь проносить их в тюрьму. С этого момента.

— Нет, — возразил Нил.

Он встал. То, что сказал сейчас Эдгар, похоже, повергло Нила в ужас.

— Да, с этого момента.

— Да пошел ты! — ответил Нил. Через несколько минут он вышел из дома и больше не возвращался.

Есть ублюдки, белые гребаные ублюдки, которые думают, что им принадлежит весь этот гребаный мир. И можно делать с ними все, что угодно: отбирать у них деньги, избивать их, надеть на них ошейник, но они все равно не откажутся от своего. Ему хоть кол на голове теши, но этот ублюдок до самой последней секунды своей жизни думает: «Черт тебя побери, негр, я хозяин этого гребаного мира». И что ты тут поделаешь с таким ублюдком?

В час дня на виду у всех подкатывает папаша Нила. Маленькие гангстеры подскакивают к нему сразу же, как только он вытаскивает свою задницу из машины и начинает переть рогом: где тут ваш Хардкор, ребята? Я, дескать, не хрен с бугра, а сенатор и все такое прочее и желаю побеседовать с его задницей.

Хардкор приказал Баг:

— Приведи этого идиота сюда. Этот ублюдок меня насмешил.

А когда он вошел в дверь «центральной», там, на семнадцатом, то вместо того, чтобы по-человечески спросить, что там, дескать, у тебя, как поживаешь, он сразу накидывается на Хардкора и предъявляет тому ультиматум. Дескать, он не потерпит больше ничего подобного.