Дмитрий Вересов - Избранник ворона

Нил осторожно ощупал лицо, пошуровал в карманах. Нет, вроде бы ничего не разбито и ничего не пропало, одежда, похоже, тоже цела, хотя, наверное, и не в лучшем виде после того, как он провалялся в ней черт знает сколько, черт знает где. И спросить не у кого… Слушайте, а может это вытрезвитель? Все, приехали… Хотя нет, не похоже. Сам-то он, слава Богу, в подобные заведения пока не залетал, но более опытные товарищи рассказывали, что там обязательно раздевают до трусов и бросают на матрас, покрытый клеенкой, в гущу аналогичных грешников… Нил поднялся, на нетвердых ногах прошел в противоположный конец комнаты, где увидел железную дверь, подергал безуспешно, потом постучал. Сначала было тихо, потом кто-то грубо прикрикнул «Чего тебе?!», а кто-то другой сказал:

— Погоди-ка, это, похоже, тот, утрешний, денисенковский.

— Ну так и веди его к Денисенко в таком разе. Громыхнул засов, и в прямоугольнике резкого света Нил с ужасом увидел фигуру милиционера. Замели! Внутри все оборвалось. Господи, уж лучше бы вытрезвитель!

Потрясение было настолько велико, что похмельные сумерки в голове моментально прояснились. Покорно топая по длинному коридору вслед за широкой милицейской спиной, Нил быстро перебирал в голове возможные причины своего задержания и тут же отбрасывал. Вчерашняя пьянка? Но она закончилась без эксцессов. Веселый старичок довез его до дому, он прекрасно помнит, как поднимался на лифте, как с третьей попытки попал в замочную скважину… Значит, отключился он уже в квартире. Так что же, выходит, он дома выкинул что-то такое, что соседи вызвали «хмелеуборочную» и сдали его? Крайне сомнительно, чтобы он, никогда не отличавшийся буйством во хмелю, мог довести Яблонских до таких мер, и уж совершенно исключено, чтобы на это пошла Линда. В крайнем случае усмирила бы его сковородой по темечку, но сдавать в менты?..

В гудящей голове проносились жуткие истории, рассказанные Линдой. У них тут тоже планы, графики, отчеты, соцсоревнование. И ради цифири им ничего не стоит захомутать любого, кто под руку попадется, подшить к глухому делу в качестве обвиняемого, выколотить нужные им показания. Настоящее-то раскрытие преступлений — дело долгое, муторное, подчас бесперспективное и страшно невыгодное: показатели падают, начальство бодает, премии летят мимо кармана, а звездочки мимо погон. Вот и стараются. И ничего ты супротив них не вякнешь, потому что они — Государство, а ты — никто, ноль без палочки, и когда Государство назначает тебя преступником, обратного хода уже нет. Но, возможно, назначение еще не состоялось… Главное — держаться спокойно, уверенно, но не вызывающе, ничем не проявить ни свою ненависть, ни свой страх…

— Заходите, заходите, Нил Романович, присаживайтесь.

В занюханном кабинете на три стола сидели двое: молодой блондинистый усач в клетчатом пиджаке и невыразительный мужчина средних лет, в очках и с аккуратно зачесанными на лысину реденькими волосами. Этот-то к нему и обратился.

— Передохнули маленько? Продолжим?

— Извините, я… — Нил замолчал, ничего не поднимая.

— Хорош! — фыркнул усатый.

— Да ладно, Василь Василич, с кем не бывает. Ты лучше своими делами занимайся, а мы своими.

Усатый что-то буркнул и уткнулся в лежащую перед ним папку.

— Итак, Нил Романович, давайте-ка еще раз, во всех подробностях — как вы провели вчерашний день? Где были, когда, что делали? — Я… А вы кто?

Человек, похожий на заслуженного счетовода, усмехнулся.

— Да, вы явно не в лучшей форме. Но, не обессудьте, отложить нашу беседу никак не могу. Фамилия моя Денисенко, старший следователь отдела борьбы с хищениями социалистической собственности.

«Это еще откуда?.. Спокойно! Ясно, что здесь какое-то недоразумение, однако сразу заявлять об этом не стоит, это заведомо проигрышная позиция… Уж по их-то ведомству за мной ничего реального нет и быть не может. Тем более вчера. Разве только кто-нибудь упер противогазы, что мы перегружали, или тот щедрый старикашка оказался переодетым расхитителем… Как хорошо, что вчера я весь день был на людях, и что бы они мне ни предъявили, найдутся свидетели, которые подтвердят мое алиби…»

Медленно, четко, внушая себе, что он находится не в кабинете следователя, а на занятиях по разговорной практике, он начал рассказывать. Про Либерфатера, про противогазы, про пивную и присоседившегося к их компании чудного деда. На этом месте Денисенко прервал его:

— Дальше мне все понятно. Значит, в течение дня домой вы не заходили? Нил кивнул.

— И с женой не виделись?

Линда! Что-то случилось с Линдой?! Но почему ОБХСС?..

— Только рано утром, перед уходом в университет, — сдавленно сказал он.

— И вы ничего необычного в ее поведении не заметили? Она не показалась вам взволнованной или излишне рассеянной?

— Она спала. Мне надо было к первой паре, а ей на работу только к десяти…

— А накануне?

— Да нет вроде… Сидела с подружками, песни пела. Потом легла спать.

— И ничего не рассказывала, никакими планами не делилась?

— Нет… Нил смолк. Вопросы сидящего напротив казенного человека били в точку. Ну, была она какая-то не такая, ну, говорила про какие-то «Веритасы», предвидела большой ажиотаж… Ну и что! Они явно под нее роют, и любые его слова…

— Вы бы лучше у нее спросили… — осторожно посоветовал он.

— И спросим, — с неожиданной резкостью сказал Денисенко. — Обязательно спросим. По всей строгости. Когда поймаем.

— Да что такое?! Я ничего не понимаю. В коридоре шумно хлопнула дверь, и высокий, чуть дрожащий голос произнес:

— Примите наши извинения, Ольга Владимировна…

— Имейте в виду, я этого так не оставлю! — громыхнуло в ответ, и Нил вздрогнул, вновь окунаясь в марево лютого бреда. Откуда здесь взялась его матушка?

— В своих сапожищах врываются прямо в репетиционный зал, хамят так, будто перед ними не народная артистка, а какая-нибудь шушера со свалки, — патетически вещала примадонна, — на глазах у всего коллектива запихивают в автомобиль с решетками…

— Но, поймите правильно, уважаемая Ольга Владимировна, они всего лишь выполняли полученное предписание, в котором сказано — принять меры к розыску и задержанию гражданки Баренцевой Ольги Владимировны, тысяча девятьсот пятьдесят третьего года рождения…

— Мне, конечно, льстит, что меня принимают за особу пятьдесят третьего года рождения, но это еще не дает вашим подчиненным основания…

Послышался скрип закрываемой двери, и голоса стихли.

— Вот вам и ответ, Нил Романович, — блестя очками, проговорил Денисенко. — Вчера ваша жена, Баренцева Ольга Владимировна, после обеденного перерыва не вернулась на рабочее место. Когда вскрыли кассу, там обнаружили десять рублей семьдесят восемь копеек мелочью. А контрольная лента зафиксировала сумму в шесть тысяч сто девятнадцать рублей. Арифметика несложная. А жену вашу в последний раз видели в четырнадцать ноль три на троллейбусной остановке. Естественно, мы приняли все меры к задержанию, двух сотрудников отправили на вашу квартиру. Она там не появилась, зато в восемь сорок пять появились вы. К сожалению, наши работники неправильно оценили ваше состояние и доставили сюда для беседы. Вы с порога заявили… — Денисенко перевернул несколько бумажек и, глядя в последнюю, зачитал: — «Все мы вышли из гофмановской шинели». На нашу просьбу пояснить ваше загадочное высказывание, вы ответили: «Я буду говорить только в присутствии моего адвоката». После этих слов ваша, как бы выразиться… ваша неадекватность стала очевидна всем, и пришлось вас отправить немного освежиться. Вот, собственно, и все… Распишитесь вот здесь. Ваши показания мы проверим и, полагаю, побеседуем еще раз. А пока — вы свободны. И, разумеется, держите нас в курсе, если что…