Линда Фэйрстайн - Костяной склеп

— Кэти Дотри.

— Тогда понятно, почему я об этом ничего не знаю.

Я была недовольна своей сотрудницей и надеялась, что Дотри почувствует это и перейдет в какой-нибудь другой отдел, но напрасно. Она относилась к работе формально и просто не способна была выкладываться до конца, особенно при расследовании сложных дел. Любыми способами она увиливала от контроля с моей стороны, впрочем, и Сару Бреннер она тоже побаивалась, поскольку из-за нас ей приходилось основательно побегать.

— Это произошло почти год назад, практически в такое же самое время. Вечером одиннадцатого июля, в понедельник Катрина Грутен, двадцать девять лет. Работала в Клойстерс, — приступил Мерсер к изложению фактов. — В протоколе «61» указано, что из музея она вышла незадолго до восьми, села на велосипед и покатила домой. Катрина снимала небольшую квартирку на Дикман-стрит. Преступник, по словам потерпевшей, преградил ей путь, оттащил от дорожки к зарослям и изнасиловал, угрожая пистолетом.

— Она его описала?

— Черный мужчина. Высокий, худой.

— И все?

— Его лицо было скрыто лыжной маской. Только шея и руки выдавали цвет кожи. Она потому и не захотела заводить судебное дело, что не разглядела его лица. Только прошла медицинское освидетельствование в больнице. Кэти ее там и допросила. Грутен наотрез отказалась приходить в отделение, чтобы просмотреть картотеку, потому что не могла дать описания его внешности…

— Но как же ДНК? Забыл о «природном» удостоверении личности? — Мне хотелось бы знать, почему я осталась в стороне от этого дела. Наверное, я смогла бы убедить Катрину завести дело.

— У насильника не было эякуляции. Семени не осталось. Значит, и ДНК нет.

— Но ведь что-то подобное в этом парке уже случалось? — попытался припомнить Майк.

— Произошла парочка ограблений с участием парня в лыжной маске, — подтвердил Мерсер. — Но не было ни задержанных, ни подозреваемых.

— А свидетели? Из посетителей или сотрудников музея там поблизости случайно не оказалось?

— По понедельникам Клойстерс закрыт. В тот день в музее работало всего несколько человек. И Катрина утверждала, что она едва ли не последней покинула здание.

— В деле нет пометок, что Кэти доложила мне о результатах расследования прежде, чем его закрыть?

— Нет. Там только стоит пометка «Прекращение судебного преследования в ИС» и подпись главы отдела.

— В «исключительных случаях»? — удивилась я. — И Дотри не сочла нужным получить на это мою санкцию?

— Твоя лучшая подруга хочет думать, будто управляет всей нью-йоркской полицией, а не только моей жизнью, — обратился Чепмен к Нине, пытаясь вовлечь ее в нашу беседу. Он снова повернулся ко мне. — Если ты до сих пор не поняла, Куп, то объясняю, что практически любой из твоих подчиненных может закрыть дело без твоей санкции.

— Нерешительность же мисс Грутен, возможно, объясняется тем, что она родом из Южной Африки, — предположила я. — На ее родине чернокожих мужчин запросто сажают в тюрьму за преступления, которых они не совершали. Насмотревшись на это, она, видимо, решила, что начинать охоту на человека не стоит, раз она даже не опознала насильника.

— Блестяще! — Майк откинулся на спинку стула. — А мы сердобольные, оказывается. Фамилия у нее голландская, и, похоже, она из буров. А знаешь, сколько африканцев они перебили? И представить невозможно. — Чепмен поднял пустой бокал, давая знак Фентону принести еще выпивки. — А между тем, когда один из этих парней оттянулся как следует на моей территории, Катрина решила ему все спустить. О Америка, ты, как всегда, прекрасна! [30] Здесь автор иронически обыгрывает строки неофициального гимна США «Америка прекрасная» (America the Beautiful) на слова Кэтрин Ли Бейтс (1859–1929). И значит, никто в парке не заметил придурка, в середине июля бегающего в лыжной маске с торчащим из трусов членом.

— Она обращалась к кому-нибудь за помощью? — спросила я. Если известно, кому Катрина звонила из больницы, несложно выяснить, кому из друзей или знакомых она доверяет.

— Она никому не звонила, — покачал головой Мерсер. — Сказала Кэти, что в этой стране никого из родственников у нее нет. И не захотела, чтобы в музее узнали о происшествий. Еще Катрина сообщила, что к концу году она в любом случае собиралась вернуться в Кейптаун.

— Чем она занималась в музее? — спросил Чепмен.

— Изучала средневековое искусство. И знаешь, в свете того, что послужило ей последним пристанищем, в этом просматривается едва ли не предначертание. Она была специалистом по надгробной скульптуре.

— Эту историю пока никто не раструбил. Ты прямо неуязвима, Алекс.

На столе перед Батальей лежала солидная стопка свежих утренних газет, и еще до того, как я зашла к нему в кабинет в начале девятого, кто-то из отдела по связям с общественностью, вероятно, уже успел просмотреть их, отыскивая заметки о криминальных происшествиях.

Я их тоже просмотрела дома. На первой полосе «Таймс» опубликовали сообщение о неожиданной отставке Пьера Тибодо. В статье приводились осторожные высказывания попечителей музея, предположения искусствоведов, припоминавших какие-то подозрительные сделки, совершенные за время его правления. Столь поспешный шаг у всех вызвал удивление, кто-то даже предположил, что уход Тибодо — следствие скандала в верхах, в котором всплыли не то какие-то финансовые нарушения, не то какой-то шедевр сомнительного происхождения.

И ни слова о мертвой женщине, найденной в древнем саркофаге. Лишь сам Тибодо вскользь упомянул о ведущемся в стенах музея расследовании. Было обещано, что сразу после того, как Тибодо обсудит свое решение на закрытом совещании с членами правления, состоится пресс-конференция.

— Майк Даймонд вчера звонил мне домой поздно вечером, — сообщила я своему боссу. — Сказал, что в газете не хотят принимать этот материал, раз никто из музейных сотрудников не готов подтвердить на опознании личность жертвы. Вдруг у девушки есть родственники? Они не хотят, чтобы семья узнала о гибели несчастной из газеты.

— С каких это пор они стали столь деликатными? — скривил губы Баталья. — На самом-то деле, как признался мне один тип из пишущей братии, проблема в том, что Катрина Грутен не была «лицом первостепенной важности». Более чем жалкое оправдание шкалы их ценностей.

— Пол, я говорила с Джейком об утечке информации, — вернулась я к больной теме.

Джейк перезвонил почти сразу, но меня уже не было в офисе. Потом он пытался связаться со мной по сотовому, но мой номер не отвечал — Анна Фридрих оказалась совершенно права — я была тогда в подвале. В конце концов Джейк зашел ко мне после работы, я к тому времени тоже вернулась домой после ужина.