Кевин Кроссли-Холланд - Костяной браслет

Сольвейг — 14 лет, дочь Хальфдана

Аста — ее мачеха

Кальф — 15 лет, сводный брат Сольвейг

Блубба — 10 лет, сводный брат Сольвейг

Старый Свен — крестьянин с фьорда Трондхейм

Петер — молодой священник

Олейф — древний старик из Трондхейма

Бера — его жена

Орм — торговец пушниной из Швеции

Ильва — его жена

Турпин — его брат

Рыжий Оттар — торговец и шкипер

Торстен — кормчий

Бергдис — стряпуха

Бруни Черный Зуб — кузнец

Слоти — торговец

Одиндиса — его жена, целительница и провидица

Бард — 11 лет, их сын

Брита — 9 лет, их дочь

Вигот — наемник

Эдит — рабыня Рыжего Оттара

Олег — искусный резчик

Михран — проводник из Армении

Эдвин — англичанин

Синеус — славянин

Смик — скоморох

Шаманка

Трувор — предводитель волочан

Ярослав — король русов

Эллисиф — его дочь

Булгарские торговцы

Продавцы на рынках в Ладоге, Киеве и Миклагарде

Монахи

Волочане

Печенеги

Прокаженные

Варяжская дружина

Эгир — бог моря

Асгард — мир богов и богинь

Аурвандиль — см. Утренняя звезда в Словаре

Биврест — пылающий мост на трех опорах, соединяющий Мидгард и Асгард

Богатыри — герои-великаны Руси

Фрейя — главная из богинь плодородия

Фрейр — главный из богов плодородия

Хеймдалль — бог-страж, бывший сыном девяти волн

Хель — царство мертвых; также имя его чудовищной правительницы, дочери Локи

Локи — скандинавский бог, зачастую называемый Трикстером (Плутом)

Мокошь — (мать сыра земля) славянская, а затем русская богиня-мать

Норны — три богини судьбы

Один — верховный скандинавский бог; бог поэзии, битвы и смерти

Перун — русский бог грома и молнии

Ран — жена Эгира, бога моря; она затягивала людей своей сетью на глубину и топила их

Скади — богиня езды на лыжах и охоты

Сколл — волк, преследующий солнце

Тьяльфи — длинноногий сын крестьянина, ставший слугой Тора и сопровождавший его во время путешествия в мир великанов

Тор — бог неба и грома, а также закона и порядка

Валькирии — красивые молодые женщины, отбиравшие лучших из тех, кто пал на поле боя, и доставлявшие их в чертог Одина, Вальгаллу

Мы пришли? — громко спросила Сольвейг.

На поле битвы не росли деревья, пробивалась только чахлая и корявая поросль кустарников.

Хальфдан, слегка прихрамывая, широко шагал впереди. Не останавливаясь, он окликнул ее через плечо:

— Ты как там, девочка?

«Здесь все мертво, — подумала Сольвейг. — Ничего не осталось, кроме этих черных пальцев, черных рук. Как же их много в Стикластадире. Пробьется ли здесь к солнцу хоть одно растение?»

Она догнала отца и просунула ему руку под локоть. Хальфдан обернулся и обнял дочь так сильно, что у той едва не затрещали ребра. Сольвейг почувствовала его дрожь и в изумлении подняла взгляд.

— Я хотел, чтобы ты увидела это своими глазами и поняла, — сказал Хальфдан. — И сам хотел снова побывать здесь. Еще раз, пока я в Мидгарде. Увидеть Стикластадир, чтобы зрелище разожгло мне нутро. Чтобы внутри меня запылал огонь.

Затем полудан, этот воин-землепашец, и его лучезарная дочь вместе прошли до середины поля. Порывистый ночной ветер уже стих, и солнце — так называли тот ослепительно-яркий глаз, сиявший сквозь комковатые, буро-серые облака, — уже пробралось в черепе неба на предназначенную ему высоту.

— Сегодня годовщина битвы, — напомнил дочери отец. — Последний день августа.

— Прошло пять лет, — откликнулась Сольвейг.

— Харальду было тогда пятнадцать, — продолжал Хальфдан. — Столько же, сколько тебе сейчас.

— Мне четырнадцать.

— Ты восходишь к пятнадцатилетию, — едва улыбнувшись, ответил отец. — Тебе пятнадцать, и ты восходишь, словно солнце. Но я все равно готов был следовать за ним, уже тогда. Да и многие иные из тех, что жили у фьорда. Харальд Сигурдссон… Он был вождем от рождения. Помнишь, я рассказывал? Король Олаф думал, что Харальд еще слишком слаб, чтобы биться, но тот сказал ему: если у меня не хватит сил взмахнуть мечом, я привяжу его рукоять к своей деснице. Этому король Олаф не удивился, — рассказывал дальше Хальфдан. — Он знал, что за человек его сводный брат. Нас было три тысячи, Сольва. Три тысячи. Но в армии короля Кнута было еще больше. Я все еще чувствую этот запах. Острый смрад страха, обволакивающий дух пота, сладость крови, благоухание смятой и истоптанной травы… самого тела земли, избитого, искалеченного. Я все еще слышу эти звуки. Лязг, звон, стоны, дикие крики…

— Отец! — прервала его Сольвейг. — Теперь ты вернулся сюда. Можешь навсегда оставить позади все воспоминания.

— Об этой битве надо говорить снова и снова, — не останавливался Хальфдан. — И место сие подходит для рассказа лучше прочих. Так мы почтим память воинов, павших на этой земле. Волк преследовал солнце и проглотил его. День только разгорался… А когда солнце родилось снова, король Олаф уже лежал бездыханный… — Он взмахнул рукой: — Вот там. Мы сомкнули вокруг него щиты, но я споткнулся, оступился, и один из воинов короля Кнута рубанул мне под правым коленом. Ублюдок пропорол мне самую жилу.

Сольвейг, чуть не плача, крепко сжала отцовскую руку.

— Так вот почему у тебя правая нога короче левой! — выдохнула она. — Но ты все еще высок, как сосна. И это не идет тебе на пользу. Одному Одину известно, сколько раз ты уже набивал шишки о притолоку.

— Знаю, — ответил отец. — Я — один из тех громадных ледяных гигантов, о которых всегда рассказываю тебе. А вон там, посмотри, прямо около того холма, твой дядя…

— Эскиль! — воскликнула Сольвейг.

— Любимый брат твоей матери. Один вражеский воин ударил его мечом, а другой отрубил ему правую ногу.

Сольвейг поморщилась, словно от боли.

— Ему было всего восемнадцать. Той осенью он собирался жениться. — Лицо Хальфдана исказила гримаса. — Так на чем я остановился? Ах да, оборона… Харальд был изранен куда хуже меня. Стократ хуже. Воины Кнута повалили его на землю. Одна стрела торчала у него между ребер, другая прошла через живот. Из раны сочилась кровь, и зазубрины не давали выдернуть стрелу, не причиняя лишней боли. Но Харальд скорее бы сам убил себя, чем дал сделать это шведам. Он просто схватился за древко и вырвал стрелу вместе с наконечником у себя из живота. Потерял при этом добрую половину крови и часть кишок вдобавок. Тогда я подозвал старого Рогнвальда — он был одним из ярлов короля — и сообщил ему, что мне ведом неприметный хутор в чаще леса…