Маркос Виллаторо - Минос

Харолд не слышал этих слов, так как увлеченно слушал что-то в наушниках. Федеральные агенты почему-то никогда не расставались с наушниками и микрофонами, а иногда казалось, что они ходят с ними даже в туалет.

— Значит, во всех своих бедах вы обвиняете агентство ДИА? — спросила я. — Говорите о нарушении ваших прав?

— А вы во всем обвиняете мистера Текуна Умана, в особенности в том, что по его вине ваш сын был отравлен наркотиками. Разве это не преувеличенное чувство мести?

Было странно слышать эти слова от бывшего телохранителя, хотя они и представляли собой затертое клише.

— Я слышал, что ваш малыш Серхио пострадал оттого, что запустил ручонки в чужую сумку.

Упоминание имени Серхио этим мерзавцем Раймундо показалось мне в высшей степени оскорбительным. У меня возникло впечатление, что тем самым он присвоил себе часть моего сына.

— Это четырехлетний мальчик, который решил поискать в сумке леденцы. А девочка держала там метамфетамин, изготовленный в вашей лаборатории.

— Это еще неизвестно.

— Да пошел ты…

— Пожалуйста, не надо предъявлять голословных обвинений. — Он посмотрел на книгу Рота.

Я отвернулась в сторону и подумала о сыне. Его состояние не приносило мне облегчения. Конечно, он постепенно возвращался в этот мир, но происходило это очень медленно и болезненно. И мне оставалось лишь молиться, чтобы его возвращение к нормальной жизни произошло без каких бы то ни было последствий. А сейчас нужно сделать все возможное, чтобы не позволить Раймундо вывести меня из себя напоминанием о сыне.

Все же меня полностью устраивало то, что Раймундо думал, будто я ищу его босса в связи с передозировкой моего сына. Это позволяло мне успешно скрыть от него истинную причину моего интереса. Вполне возможно, что Раймундо еще не знает о том пакете, который я получила от Текуна. Я спросила, не видел ли он Текуна в последнее время, но он ответил, что нет, и выпустил тонкую струйку дыма. Во всяком случае, с того самого момента, когда Текун покинул Нэшвилл на своем частном самолете и с пулевыми ранами в груди. Похоже, что Раймундо действительно ничего не знал о Текуне и даже понятия не имел о его контактах со мной. Стало быть, посещение этой тюрьмы можно рассматривать как тупиковый ход.

Тем временем никотин от сигарет, кажется, немного успокоил его.

— Mire, Señora Chaón , [58] Послушайте, сеньора Чакон ( исп. ). — сказал он, переходя на формальный язык, — я сожалею о том, что случилось с вашим сыном. Надеюсь, он быстро поправится. Этого не должно было произойти. Но вы не вправе обвинять в этом моего бывшего босса.

— Нет, вправе. И не только его, но и вас тоже.

У меня даже руки зачесались от желания выхватить пистолет. Но его у меня отобрали наверху.

— Еще есть вопросы, детектив?

— Да, если вы все-таки будете общаться со своим боссом, напомните ему, что доктор Ювенал Урбино умер в то время, когда потянулся к своей домашней птичке.

— Ювенал… Я знаю этого человека?

Я направилась к выходу. Он снова спросил что-то насчет доктора, и я бросила ему через плечо, что речь идет о докторе Ювенале Урбино. Последние слова вполне удовлетворили меня, хотя я не могла сказать, почему именно. То ли я произвела впечатление, что у меня есть что-то на Раймундо, то ли просто потому, что последнее слово осталось за мной. А для меня это слово было очень важным, так как мне стало часто казаться, что вся жизнь нарушилась и выходит из-под контроля. Дома меня ждал маленький сын, который, к счастью, остался жив, но до сих пор тупо смотрел на обеденный стол, как будто пытаясь вспомнить что-то важное. Конечно, доктор Клэнси всячески заверяет меня, что с ним все будет нормально, что, несмотря на его возраст, мне не стоит беспокоиться о том, что опасный наркотик начнет разрушать его формирующийся мозг. Кроме того, у меня есть мать, которая с радостью возится со своим внуком, улыбается ему и гладит по головке, посадив к себе на колени и часто повторяя: «Ау, mi corazon, rey de mi vida» . [59] Сердце мое, радость моей жизни ( исп. ). А потом отворачивается от него и украдкой смахивает слезу из-за того, что он не отвечает улыбкой на ее слова. А еще у меня есть дом, свой собственный дом, за который я до сих пор ежемесячно выплачиваю долги. А в этом доме на моем столе лежит пакет документов, в которых содержится больше сведений об убийце моей сестры, чем когда бы то ни было раньше. Значит, у меня все в порядке и я по-прежнему контролирую свою жизнь.

— Детектив Чакон!

— Да?

Я остановилась перед столом дежурного офицера, чтобы забрать свои вещи, и улыбнулась ему, на что он ответил мне такой же милой улыбкой. Мне оставалось лишь поблагодарить его за помощь в этом деле.

Я протянула руку к журналу регистрации, но он медленно накрыл его своей большой ладонью и пристально посмотрел на меня.

— Прошу вас немного задержаться, детектив.

Я удивленно посмотрела на него, а потом спокойно, но, как мне показалось, достаточно настойчиво попросила вернуть мне оружие.

— Понимаете, в чем дело… мне только что позвонили сверху и попросили, чтобы вы немного подождали здесь, если вас, конечно, не затруднит.

— А в чем дело? Почему? Мне нужно срочно вернуться в участок.

— Да, но… специальный агент Пирс объяснит вам, в чем дело.

Специальный агент. Это значит, что со мной хочет побеседовать руководитель всей группы. А «наверху» могло означать лишь то, что этим специальным агентом был не сотрудник местного отделения, а крупный чиновник ФБР.

— А что он должен объяснить мне? Что происходит?

Сопровождавший меня Харолд деликатно взял меня за локоть:

— Присядьте, пожалуйста, здесь, детектив.

Его голос был мягким и подчеркнуто деликатным, но в нем безошибочно угадывались начальственные нотки. Причем не просто начальственные, а властные, те, которые присущи людям наверху. Ему даже не было надобности подчеркивать свою власть особой интонацией. Такой голос всегда должен выражать собой особую доброту.

Прошло добрых двадцать пять минут, прежде чем в комнате появились агенты ФБР, а это означало только одно: меня ждет взбучка. Несмотря на то что Федеральное бюро расследований и его местное отделение в Теннесси всегда предпочитали поддерживать нормальные отношения между своими сотрудниками и представителями местных правоохранительных органов, я знала, что в крайних случаях они имели право использовать старую тактику. Чтобы спуститься сюда с верхнего этажа, вовсе не требуется двадцать пять минут. Значит, они просто хотят напугать меня.

Они неплохо поработали, я поняла это еще до того момента, как они вошли в комнату. Это была их старая тактика: дать мне время на обдумывание соответствующего алиби до начала разговора. Они знали, что если я в чем-то виновата, то непременно стану придумывать какие-то несуразные доводы и в конце концов запутаюсь в собственных лживых показаниях. Но у меня не было абсолютно никакой необходимости лгать им. Тот инцидент в Миссисипи действительно имел место, и я не собиралась отрицать его. Эти парни должны хорошо понимать это, в особенности афроамериканец Харолд, который в данный момент стоял за дверью и смотрел в коридор. Сама дверь была закрыта, но я видела его голубую униформу сквозь дверное стекло.