Маркос Виллаторо - Минос

— Вот сукин сын! — заорал один из агентов, срывая с себя маску противогаза, после чего быстро направился к полицейским машинам, где стоял его коллега с громкоговорителем в руке. Они о чем-то поговорили, а потом этот агент сердито посмотрел в мою сторону. Однако он не стал обвинять меня в провале этой обнадеживающей операции. — Это уже не первый раз, — с раздражением буркнул он мне, понемногу успокаиваясь. — Он всегда оказывается на один шаг впереди нас. Но мы все равно рано или поздно поймаем его. Надеюсь, Карлу не придется ждать слишком долго.

Я уже забыла, кто этот Карл.

Он тут же напомнил, что Карл Спунер был их агентом в Гватемале и вернулся домой кастрированным и обезображенным, как это всегда любил делать со своими противниками Текун Уман. Затем этот агент рассказал мне удивительную историю о предыдущей неудачной попытке захватить Текуна в его родном доме в Чаттануге. Эта история показалась мне странной. Во-первых, агенты ДИА никогда не раскрывали свои тайные операции, а во-вторых, это еще раз доказывало, что Текун решил на свой страх и риск навестить больную мать.

Значит, он действительно обожает ее. Какая ирония.

— Но он так и не увидел ее, — продолжал агент и впервые за все это время громко рассмеялся. Но это был горький смех. — Нам пришлось заменить ее сестрой этой престарелой леди. — Он подробно рассказал, как тетушка Текуна мастерски сыграла страдающую синдромом Альцгеймера женщину, а потом сокрушенно покачал головой.

— Пошли, Джек, — позвал его другой агент, вероятно, опасавшийся, что его напарник может сболтнуть лишнее. Эти люди предпочитали не делиться важной информацией с представителями местных правоохранительных органов. В особенности с теми местными полицейскими, которые на самом деле местными не являлись. При этом он повернулся ко мне и взмахнул рукой. — А вам, юная леди, полагаю, лучше вернуться домой, в Нэшвилл.

Он не должен был напоминать мне название моего города, так как я и сама хорошо знала, где находится мой дом.

Обратный путь домой оказался очень долгим. Тем более что меня ждал пустой дом, поскольку мать и сын находились в Атланте, в полной безопасности и далеко от всего этого. Это была трудная дорога с огромным количеством кофе, сигарет и постоянным потиранием шрама на шее, который еще недавно так пристально рассматривал Текун Уман. Первый раз он посмотрел на мой шрам, когда спросил, как мои дела. А второй раз он наклонился надо мной, когда вынимал из шеи острый дротик. Тогда он сильно напугал меня, и угроза была вполне реальной. Я думала о ней всю дорогу, постоянно массируя шрам всей ладонью.

Но он посмотрел не только на шрам, но и в мои глаза. Когда он навис надо мной и с горечью говорил о том, что к разрываюсь на части между служебным долгом и желанием следовать своим путем, мне вдруг показалось, что в его глазах появилось что-то странное. Я не совсем уверена… неужели это были слезы?

Он пригрозил порезать меня на куски, если я вздумаю еще раз подставить его. Однако в его глазах я увидела нечто такое, чего не замечала никогда раньше.

Может ли человек проявлять чувство любви в тот момент, когда он готов убить свою жертву?

На самом деле мой дом не был домом, потому что он стоял пустой, молчаливый, без сына и без его бабушки. Сейчас мой дом находился в Атланте, а здесь осталось лишь некое сооружение, в котором находились фотографии, домашние предметы и разбросанные по всем комнатам детские игрушки. Как мог разбросать их один-единственный мальчик?

Я позвонила им. У них все было прекрасно. Они наслаждались жизнью, хотя мать поинтересовалась, когда я смогу присоединиться к ним. Не забрать их домой в Нэшвилл, а просто принять участие в их веселой и беззаботной жизни, когда дети шумно проводят время, женщины готовят много еды и сплетничают за кухонным столом, совершенствуя с каждым разом свое кулинарное мастерство.

— Скоро, — пообещала я.

Разложенные на моей широкой кровати доказательства выросли в числе. На желтых почтовых листах, испещренных мелкими надписями, лежал список номеров кредитных карточек из фирмы по прокату автомобилей, а поверх — листы с моими заметками, сделанными бессонными ночами или в перерывах между сном. И ничего не сходилось из всего обилия бумаг и записей. Я даже попыталась сверить имена туристов, которые брали напрокат автомобили: Джеймс Скарпетти, Клаудио Санчес, Дэйл Колонсински, Джейм Ли Яманака. Все они зарегистрировались вполне легально, имели законные имена и легальные кредитные карточки. То же самое можно было сказать и про более привычные, то есть так называемые американские фамилии: Смит, Маккау, Райен. Никаких грязных пятен на них.

Больше всего раздражали меня короткие записки Висперера, которые он оставлял после каждого громкого убийства. Чтобы облегчить себе задачу, я распечатала их на отдельных листах бумаги и прикрепила булавками к простыне, будто одна эта процедура должна была помочь мне в них разобраться. Однако вся эта ерунда так и осталась тем, чем была для меня в этот момент — бессмысленной ерундой. Заметки казались самым эффективным способом запудрить нам мозги.

Правда, я смогла выстроить их в хронологическом порядке.

Бристоль: «Она сделала собственную похоть законом и использовала свою землю, чтобы постелить детям хорошо».

Атланта: «Ничто и никакой Голлехолт никогда не встанет между этими двумя. Сейчас они успокоились не от боли».

Мемфис: «Ты обвиняешь Цербера за его голод. Забей свою ненасытную глотку комком грязной земли. Встретимся на ярмарке».

Денвер: «Реки крови вольются в тех, чье насилие поражает других. Я есть великий знаток греха».

Я решила начать с последней фразы, так как в ней он, кажется, сообщает о себе самом — знаток греха. Иначе говоря, это некто, знающий, что такое грех. Но кто? Бог? Иисус? Священник?

Толковый словарь Мерриам Вебстер помог мне больше, чем я ожидала. Знаток — это эксперт, ценитель, специалист. То есть человек, который, к примеру, знает все тонкости искусства, кто может критически оценить определенные эстетические воззрения. Так, например, знаток вин может по вкусу безошибочно определить качество того или иного напитка и даже сорт винограда, из которого тот приготовлен.

Стало быть, убийца моей сестры может определить разновидности грехов и получает удовлетворение от этого знания.

Что же касается остальных понятий в предыдущих фразах, к примеру, Голлехолт или Цербер, то я не имела ни малейшего представления, что это такое. Мой компьютер забрали федеральные агенты и уже наверняка растащили его на мелкие части. После непродолжительных колебаний я пошла самым проверенным путем: в библиотеку Университета Вандербильт.