Дин Кунц - Кровавый риск

На своём пути в главную комнату он остановился перед фрагментом щита Эдо начала пятого века, который стал его собственностью только два месяца назад, но который уже фактически стал неотъемлемой частью квартиры. Они с Элиз потратили часы на то, чтобы найти правильное место для него и повесили на стену, и он уже провёл, рассматривая его в деталях, казалось, даже больше времени, чем эта повреждённая половина куска меди с неровными краями существовала на свете. Конечно, если бы этот щит прошёл через века невредимым, он бы стоил слишком дорого для того, чтобы он смог его себе позволить. Ну а так как дело обстояло иначе, он заплатил за него около сорока тысяч долларов и считал, что деньги были потрачены совсем не зря. Овальный щит, из качественной меди, украшенный серебром, инкрустированный мелкими кусочками безупречной слоновой кости ручной работы, был создан африканскими фантазёрами, которые жили на восточном побережье реки Нигер, старательно конструируя щиты, но изредка воевали, и это было само великолепие.

Кроме того, это ценное приобретение помогало поверить в его прикрытие фрилансера-торговца объектами первобытного искусства, прикрытие, которое устраивало Элиз, и которое было непросто раскусить его отцу. На самом деле он получал небольшие деньги от этой торговли, но его записи были личным делом между ним и ВНС[32], и сыщики его отца никогда не смогли бы узнать, какой доход он получает как торговец произведениями искусства.

Он задержался перед щитом настолько долго, чтобы впитать немного присущего ему спокойствия, чтобы восхититься красотой; теперь он переключился с самой высокой передачи, которую требовал его образ Такера, он чувствовал себя в более подходящем расположении духа для встречи с Элиз.

Она сидела в чёрном кожаном кресле в комнате для отдыха, на столе рядом с ней стояла выпивка, на коленях лежала открытая книга. Даже в уютном старом стёганом халате, размер которого был слишком большим для неё, она излучала чувственность. Она была высокой девушкой, с телом танцовщицы, на дюйм[33] ниже Такера, пять футов восемь дюймов[34], с высокими круглыми грудями, узкой талией, со стройными, но не худыми бёдрами и ногами, которые не заканчивались. До настоящего времени, однако, её успехи в шоу-бизнесе были благодаря её лицу, не телу под ним. Она была натуральной блондинкой с зелёными глазами, с цветом лица таким безупречным, как хороший фарфор. Достаточно необычная, она была в состоянии сниматься в двух типах телевизионной рекламы: в тех, в которых требовалась сексуальная, соблазнительная женщина-ровесница для домашней аудитории и склоняющая мужчин к сигарам, пиву и спортивным автомобилям, и в тех, в которых требовалась сногсшибательное, но невинное инженю[35] для продвижения косметики, газировки с сиропом, молодёжной одежды и шампуня. Используя различный макияж и различия в стиле причёски, и с её не такой уж невыразительной актёрской игрой, она могла находиться в двух различных возрастах и характерах перед камерой в одной и той же сессии.

Такер поцеловал её, почувствовал что-то ещё, когда она начала целовать его.

– Как всё прошло? – спросила она, когда он пошёл налить себе выпить.

– Оно ещё не закончилось. Утром я должен ехать обратно.

– Надолго?

– На пару дней, не больше.

– Что-то не так с колокольчиками? – спросила она.

Он ответил: «Всё дело в том, из какого они века – второй половины пятого или первой половины шестого. Я думаю, что они более современные, чем говорит продавец, и я отправляю их на оценку к Хайненкену в Чикаго. Он даже проведёт датирование по углероду, если потребуется».

Ложь получалась так легко, несмотря на то, что он ненавидел ей лгать. Он сказал ей, что ездил в Денвер, чтобы обговорить продажу хорошего набора колокольчиков из яванского храма[36], а затем поехал в Питсбург, чтобы встретиться с Бахманом, Харрисом и Ширилло.

Во всём другом их отношения были честными. Они оба приходили и уходили, когда им хотелось, без поддельной ревности между ними, безо лжи или обмана по поводу того, с кем им нужно встретиться, куда они идут, их планов на будущее. Она давала ему каждый месяц чек в счёт оплаты её части квартплаты и оплаты других счетов, и когда он не обналичил первые два из них, она обратила на это его внимание – пока они не разделяют ответственность, они не должны разделять что-то ещё. Такого уважения и доверия, которое было между ними, Такер не видел ни в ком больше, но при этом, возвращаясь к настоящей сущности его бизнеса, он должен был ей врать. Не потому что он не верил ей, а потому что не хотел втягивать её во что-то, после чего суд мог обвинить её в соучастии или содействии.

Кроме того, никто из них не заявлял о Великой Любви друг к другу, это была просто приятная близость. Когда она, наконец, подойдёт к концу, если она подойдёт к концу, он будет чувствовать себя куда лучше, зная, что она абсолютно ничего не знает о его криминальной славе.

Он сел у основания её кресла на толстый мягкий ковёр, поцеловал её колени, а затем отошёл глотнуть выпивки, которую он себе приготовил. Он сказал: «Что у тебя с Мэдисон-авеню?»

– Мне позвонили, – сказала она, усмехнувшись, – Ты никогда не догадаешься, что я продаю на этот раз.

– Они уже разрешают продвигать это по телевидению? – спросил он.

– Пошляк, – сказал она.

– Извини. Что ты продаёшь?

– Маринованные огурцы.

– Маринованные огурцы?

– Маринованные огурцы Питера Пайпера, – сказала она, тихо смеясь. Он всегда восхищался этим смехом, почти хихиканьем, потому что это так не соответствовало такой высокой женщине, как Элиз, такой утончённой, как Элиз, и это показывало совершенно другое её измерение.

– Я думал, что маринованные огурцы – это… что ты под этим подразумеваешь?

– Домашние товары, – сказала она.

– Понятно. Ты всегда говорила, что не можешь взять работу по продвижению домашних товаров, даже в роли бездыханного тинэйджера.

Элиз однажды подробно объяснила, что домашние товары покупают домохозяйки – продукты питания, кухонные принадлежности, ваксу, мыло и тому подобное. Домохозяйки не хотят видеть невероятно привлекательную женщину или не по годам развитую, перспективную тинэйдержку, продающую им продукты, потому что это напоминало им об их разъевшихся задницах и немного располневших талиях. Они не хотели чувствовать себя так, как будто соревнуются с женщиной из рекламы; поэтому домашние товары продают жеманницы или простачки. Такие сногсшибательные, как Элиз, предназначались для воздействия на мужчин: сигары, автомобили, пиво и препараты для ухода за волосами.

– Они для этого придумали новый подход, – сказал она.

– Кто – они?

– Маркус, Маркус, Плини и Планкет, – сказала она.