Дэвид Тейлор - Тайны Истон-Холла

— Все это совершенно ужасно, — возразила матушка. — Если бы спросили меня — чего никто не делает, — то я бы сказала, что эта юная дама заслуживает гораздо лучших условий.

— Вроде какой-то мужчина был замешан? — гнула свое старшая мисс Мортимер, девушка совершенно неисправимая.

— Попридержите-ка язычок, мисс, — оборвала ее миссис Мортимер. — Удивляюсь, как это отец позволяет вам подобные высказывания.

Но мистер Мортимер не слушал. Его все еще не оставляли сожаления по поводу отмененной поездки на пролетке, а также мысли о миссис Айрленд, нервно поглаживающей себя ладонями по коленям.

— Так или иначе, я считаю, эта девушка заслуживает доверия уже хотя бы потому, что добросовестно выполняет свои обязанности. Ты весьма обяжешь меня, Мария, — обращение по имени вместо «дорогая» свидетельствовало до некоторой степени о приподнятом состоянии духа мистера Мортимера, — если поищешь какую-нибудь вещицу, ну там платья девочек или шляпку, и подаришь ей.

— Вряд ли это целесообразно, Огастес, — обращение по имени до некоторой степени свидетельствовало о том, что миссис Мортимер раздражена, — но если ты настаиваешь…

— Настаиваю. А теперь, прошу извинить, у меня дела.

(«Это все мистер Фэрье виноват, тот, что вчера приехал, покоя отцу не дает, обо всем выспрашивает, — говорила дочерям миссис Мортимер. — А вы сами знаете, как он тушуется перед такими господами».)

Но мистер Мортимер, шагавший в одиночку к церкви под струями летнего дождя, знал, что поступил правильно.

— Убери это, Эстер! Ты же знаешь, я не переношу этих вещей!

— Конечно, мисс, конечно, но без них вам снова будет плохо, а я здесь для того, чтобы ухаживать за вами.

Стакан с жидкостью, приготовленной фармацевтом, служившим под началом мистера Мортимера, и им же доставленной сюда, стоял на столике.

— Не буду я пить эту гадость. Сейчас в окно выброшу, птиц попугать.

— Не надо испытывать мое терпение, мисс, вы же сами это хорошо знаете.

Госпожа и служанка обеспокоенно смотрели друг на друга. Затем с видом человека, покоряющегося неизбежности, мисс Айрленд взяла стакан и сделала глоток. Судя по всему, содержимое его не было так уж противно на вкус, ибо миссис Айрленд, перед тем как усесться в одно из кожаных кресел, расставленных у противоположного края стола, выпила едва ли не половину стакана. Качнувшись раз-другой, словно ей нужно было сообщить что-то срочное, она зевнула, удивленно тряхнула головой, будто сама не понимала, как ей это удалось, и задремала. Пристально посмотрев на нее, Эстер взяла недопитый стакан и отнесла его на кухню, где, убедившись, что все по дому сделано, присела, вслушиваясь в звуки, доносящиеся из соседней комнаты, и погружаясь в собственные мысли.

Три месяца прошло после окончания суда, и нельзя сказать, что все это время Эстер было так уж плохо. Да, она не переставала думать об Уильяме, Саре — той жизни, что началась и протекала после отъезда из Истон-Холла, но думала как-то отрешенно, ностальгически, и это успокаивало. У нее сохранились вещицы, напоминавшие о тех днях, — небольшой отрез муслина, купленный на рынке, цветная открытка с размашистой подписью Уильяма на оборотной стороне. Бывало, вечерами, когда ее госпожа спала или уютно устраивалась у окна, разглядывая открывающиеся отсюда виды, Эстер перебирала эти вещицы и вспоминала события, с ними связанные. Но хотя воспоминания эти не тускнели, выяснилось — и нельзя сказать, будто Эстер была этим разочарована, — что новая ее жизнь не очень-то способствует размышлениям о былом. Всегда поблизости мистер Спенс, фармацевт, — можно прогуляться и перемолвиться с ним словом; бывает, мистер Мортимер присылает ей иллюстрированные журналы. Все это не то что служило лекарством, исцеляющим боль утраты, но заполняло образовавшуюся пустоту, и поэтому Эстер придавала таким мелочам значение большее, чем они, быть может, заслуживали. Действительно, много ли людей найдут получасовое общение с журналом «Иллюстрейтед Лондон ньюс» бальзамом для души?

Что до распорядка ее новой жизни, то Эстер не могла нарадоваться на него. Коттедж, в котором они жили с хозяйкой, она воспринимала как собственность последней (мистер Мортимер — это просто приятный гость) и ухаживала за жильем, мыла полы, стирала занавески с таким тщанием, словно от этого зависела ее зарплата. Мистер Мортимер замечал это усердие и всячески его поощрял.

— Извините за эти слова, Эстер, — говорил он, — но ведь это не ваша работа. — И она вспыхивала, словно ей сделали на редкость щедрый комплимент.

Так они постепенно сблизились, и Эстер не без оснований надеялась, что мистер Мортимер оценит то, что она делится с ним своими впечатлениями о состоянии хозяйки.

— Как вы думаете, — спросил он однажды, — она сама хоть знает, кто она такая?

Эстер ненадолго задумалась.

— Трудно сказать, сэр. Вот меня она знает. В том, что она говорит, бывает смысл, только не всегда его сразу замечаешь, если вы понимаете, что я имею в виду. И потом, она такая забывчивая.

— Вы должны помогать ей вспомнить.

Но про себя Эстер думала, что ее хозяйка, напротив, многое хотела бы забыть.

Однажды, нервно двинувшись к окну — она любила посмотреть на птиц или на ветер, игравший листьями деревьев, — она поинтересовалась:

— Эстер, а где Уильям?

— Он уехал, мисс.

— Уехал? А куда, в Линн с хозяином? Но что-то я не слышала стука колес.

— Да нет, мисс. Навсегда уехал.

— Как это навсегда? Я думала… Ладно, извини меня, Эстер.

И Эстер ее извинила, оценив эти слова, как ценим мы блестящий голыш, затерявшийся в куче камней на берегу.

Бросив взгляд на кухонные часы, Эстер увидела, что приближается время ужина.

— Попробовали бы, Эстер, заставить ее поесть, — нередко говаривал ей мистер Мортимер. — Право, это прекрасно, если вы уговорите ее поесть.

И Эстер, понимая, что он прав, всегда обещала попробовать. На сей раз, выходя из кухни, она увидела, что миссис Айрленд проснулась и разглядывает комнату с удивленно-добродушным видом, словно убранство ее не то чтобы отталкивает хозяйку, но несколько смущает.

— А, это ты, Эстер! Знаешь, а мне приснился сон. Будто бы у моей кровати стоит королева и просит угостить ее сливовым вареньем. Очень вежливо просит, только вид у нее невыносимо покровительственный.

В окно неожиданно забарабанили капли дождя, и обеим — хозяйке и служанке — сделалось так хорошо друг с другом. На Эстер был шерстяной халат, подаренный ей дочерью мистера Мортимера, и хлопоча над чаем, она думала о саде в Истон-Холле и о фургоне, который, дребезжа, исчезает за голубым горизонтом. И о черных, как вороново крыло, волосах миссис Финни, и о псалмах мистера Рэнделла, и о том, как Уильям помогает своему хозяину выйти из экипажа, и о кокарде на шляпе Уильяма, и о том дне, когда они в первый раз любили друг друга.