Дэвид Тейлор - Тайны Истон-Холла

— Тут у меня письмишко имеется, — небрежно обронил он тоном человека, предлагающего приятелю полистать вечернюю газету. — Полагаю, вам стоит взглянуть.

Мистер Крэбб взял листок и презрительно фыркнул. Но если по глазам и можно было сказать, что содержание письма вызвало у него сильнейшее беспокойство, то голос никак этого впечатления не подтверждал.

— А как оно к вам попало?

— Право, в точности уж и не припомню. Скажем так: попало по ходу моих профессиональных занятий.

— Не сомневаюсь, вы отдаете себе отчет в том, что это фальшивка — чрезвычайно наглая фальшивка.

— Естественно. И тем не менее, если я не ошибаюсь, вы знакомы с человеком, кому она адресована, — с мистером Дикси?

— А вот это, сэр, и вовсе вас не касается. — Но и тут по каким-то причинам мистер Крэбб не потянулся к колокольчику, чтобы вызвать клерка.

— Может, и не касается. — Кажется, ничего более возмутительного, нежели улыбочка мистера Пертуи, старый адвокат ранее не видел. — Но ведь в вашем сейфе хранится коробка с его бумагами, не так ли? Если я ошибся, можете забыть о моем визите.

Что-то во взгляде мистера Крэбба подсказывало, что такая коробка действительно существует. Но мистер Пертуи был человеком умным и не стал развивать достигнутое преимущество.

— Мир тесен, — сказал он, — и ваш клиент может быть каким-то образом связан и со мной. Такие вещи сплошь и рядом случаются.

Повисло молчание, и мистер Крэбб, совершенно выведенный из себя такого рода обращением и в то же время холодно прикидывающий, что предпринять, переводил взгляд со стола на листок, который мистер Пертуи осторожно взял и теперь вертел меж пальцев.

— Полагаю, вам стоит еще раз прийти ко мне. Попозже, когда представится возможность что-нибудь сделать, — выговорил наконец мистер Крэбб.

Мистер Пертуи поднялся со стула и поклонился. Если он и чувствовал в глубине души, что добился крупной победы, голосом своим и взглядом торжества никак не выдал. Крутанув еще раз палку в ладонях, он сунул ее под мышку.

— Весьма признателен вам, мистер Крэбб. Весьма. С адвокатами не всегда чувствуешь себя в своей тарелке, но тем приятнее, когда имеешь дело с человеком, которого уважаешь.

— Не сомневаюсь.

— И не откажите в любезности передать мои наилучшие пожелания его светлости.

Все это мистеру Крэббу весьма не нравилось. Замечание мистера Пертуи относительно адвокатов и не могло понравиться человеку, который занимается этой профессией добрых полвека. К тому же он понимал, что, вновь забредая на герцогскую земляничную поляну, мистер Пертуи тем самым дает понять: старая история имеет продолжение. А еще пусть и невидимо, но пылали в прозрачном воздухе строки, написанные на листке бумаги. Вот почему он никак не отреагировал на последнюю просьбу посетителя, а просто кивнул и проводил его до лестницы, где передал на попечение старого клерка. Но прислушиваясь к удаляющимся шагам мистера Пертуи — бойким шагам человека, только что достигнувшего какой-то важной личной цели, — мистер Крэбб ощутил глухое беспокойство. И вместо того чтобы вернуться за стол, остался стоять на турецком ковре, мучительно обдумывая сложившееся положение. Под рукой у него лежала тьма всяких книг — пухлые тома, что всегда украшают адвокатские конторы, — и какое-то время он листал их в надежде найти столь необходимую опору. Убедившись, однако, в тщетности этого занятия, он сел-таки за стол, но письмо, которое мистер Крэбб начал было писать, ему тоже не понравилось и он выбросил его клочки в мусорную корзину.

Часы показывали половину второго — в это время большинство законников находятся либо в клубах, либо в ресторанах с коллегами, либо в судебных присутствиях, — где угодно, только не у себя дома. Но мистера Крэбба это не смущало. Человек, с которым ему стоило бы посоветоваться, как раз должен находиться лома — вообще-то ему и негде больше быть, так что можно уверенно идти по этому адресу. Перекинувшись парой слов с клерком и надев шляпу, мистер Крэбб покинул свою контору и двинулся вперед по гравийным дорожкам, пересекавшим одна другую под прямым углом, пока не дошел до несколько обветшавшего здания в самом дальнем углу Линкольнс-Инн. Здесь по преимуществу размещались конторы молодых, только что получивших университетские дипломы адвокатов, а также представителей того печального сословия стареющих уже законников, над кем больше не светит солнце профессионального успеха.

На верхнем этаже, в квартире, которой, как шутили в округе, щетка уборщицы не касалась со времен чартистских выступлений, жил некий господин по имени Гайл. О мистере Гайле, с коим, как говорили, мистер Крэбб сто лет назад учился в одной школе, можно сказать, что, подобно своему старому однокашнику, он был в своем роде личностью легендарной. Но его известность кардинально отличалась от известности человека, вместе с которым — опять-таки по слухам — он был подвергнут порке за пропуск уроков и кражу малины в соседнем саду (происходило дело приблизительно во времена сражения при Аустерлице). Мистер Крэбб бывал повсюду, и ценили его за светскость. Мистер Гайл жил затворником, и его ценили как раз за это. Мистер Крэбб знаком с герцогами и герцогинями, бывал на приемах и вел дела крупных землевладельцев. Мистер Гайл знаком лишь со своими ближайшими соседями, обедал в столовых, а самые задушевные беседы вел со старой женщиной, штопавшей ему рубашки. И тем не менее, когда мистеру Крэббу нужен был совет, он шел к мистеру Гайлу — с почтением и должным уважением к его авторитету.

Действительно, суждения мистера Гайла пользовались славой. Поговаривали, будто одна претензия на графский титул провалилась именно потому, что в дело вмешался мистер Гайл. А целой колонии стариков, ютившихся в муниципальном доме призрения, была назначена пожизненная пенсия десять гиней в год, поскольку мистер Гайл откопал в каких-то архивах некое древнее завещание. Все это мистер Крэбб крепко держал в памяти, обмениваясь приветствиями с дряхлеющим швейцаром, который, зная мистера Крэбба уже много лет, отвесил ему глубокий поклон и провел по скрипящим ступеням на четвертый этаж.

Входя в святилище, где прямо у дверей стоял кувшин, содержавший дневную порцию портера, которую мальчишка из бара напротив принес час назад, мистер Крэбб сразу почувствовал пронизывающий, буквально арктический холод. Мистер Гайл никогда не зажигал огня, даже в январе, он вообще презирал тепло, точно так же как недолюбливал любые светские рауты. Никакие, даже самые льстивые, приглашения, пусть они из самого Вестминстера исходят, не соблазняли мистера Гайла. Сейчас, как и обычно, он сидел за небольшим письменным столом, под огромной полкой с книгами, отличавшимися от тех, что стояли в кабинете у мистера Крэбба, своей дряхлостью и растрепавшимися переплетами. Вокруг стопками, почти достигая колен мистера Гайла, возвышались другие книги, на столе стоял громоздкий поднос с разного рода судебными документами. Щуплый старичок с редкими седыми волосами перебирал их своими дрожащими руками, которые, казалось, жили отдельной от хозяина жизнью. Повсюду лежала пыль: на потрескавшемся и отсыревшем подоконнике, на половиках, которые заменяли мистеру Гайлу ковер, на портретах лордов Элдона, Коука и других знаменитостей. Казалось, что эта пыль осела и на желудочках старого адвокатского сердца мистера Гайла.