Лорен Бьюкес - Зоосити

— Я ничего не знала!

— Потому что не хотела знать. Ты так устроена, Зинзи. Не задаешь лишних вопросов. Расслабься, я бы все равно тебе не сказал. Я даже жене не сказал, когда мы поженились. Потом меня направили в специальный лагерь для детей — бывших солдат. Там нас пытались научить снова стать людьми… — Губы у него кривятся в жалкой гримасе, совсем не похожей на улыбку.

— Ты тогда получил Мангуста?

— Это было в девяносто пятом. Еще до машави. Но он ждал меня. Он ждал меня одиннадцать лет! Мы ехали на похороны отца Селви. Мы знали, что ехать опасно, но все же поехали: как-никак это отец. Надо было хотя бы детей с собой не брать. По дороге на нас напали боевики ДФОР. Я стал отбиваться. Убил двоих. Вот почему они меня подожгли.

— ДФОР? — У меня кружится голова. Как будто, если он расшифрует аббревиатуру, я что-нибудь пойму.

— Демократический фронт освобождения Руанды. Я думал, с войной давно покончено. Много лет я вел совсем другую жизнь. Познакомился с Селви. У нас появились дети. Я поступил в университет. Но война в Конго — как зверь. От нее не уйдешь, не скроешься! — Он проводит ладонью по шрамам на шее.

— А что сейчас?

— Сейчас я от всей души надеюсь, что больше не попаду на войну. И обязательно расскажу все жене. Теперь ты поняла, почему я не хочу брать у тебя деньги?

У меня в груди распускается ядовитый цветок; он выплевывает жгучие семена. Наверное, примерно то же самое сейчас испытывают мистер и миссис Барбер. Они, наверное, уже догадались, что полученные ими акции на предъявителя — фальшивка.

Так умирает надежда.

Желтый свет скользит по моей подушке, как нож — да, сравнение с ножом тут вполне уместно. Яркий луч заползает в голову через глаза, несмотря на сомкнутые веки. Мне кажется, что крот роет ходы у меня в черепе. Рядом со мной кто-то лежит — по-моему, мужского пола, но по затылку судить трудно. Мои догадки основаны на рыжеватых кудряшках и обрывках прошлой ночи, которые начинают мелькать в голове.

Мужчина-танк в красно-черном смокинге за бархатным канатом… Это не «Мак»… В «Маке» я бы не смогла так нажраться.

— Ро сегодня выходной?

— Ему что-нибудь передать?

— Передайте номер моего телефона.

— Детка, свой телефончик можешь оставить мне.

— Вали отсюда! — Я толкаю и дергаю кудрявое существо за лодыжку. Существо падает с кровати на пол.

— Это нечто особенное, — говорит дилер с кукольным личиком, насыпая еще одну дорожку порошка прямо на приборную панель своего автомобиля. Строго говоря, дилер не обязан употреблять вместе с клиентом; просто я умею убеждать.

Внутри у меня все горит, как будто я нанюхалась спида, смешанного с крысиным ядом. Он уверяет, что его порошок вставляет по-настоящему. Ленивец жалко хнычет. Потом в моей голове вспыхивает яркий свет, как будто там витрина, украшенная к Рождеству, и сердце готово выскочить из груди, и мир вокруг медленно вращается, как в замедленной съемке.

— Какого черта? — Дилер с кукольным личиком хватает простыню и оборачивается ею.

В одной арке витрины медленно вращается девушка с питоном-альбиносом; она засовывает его голову себе между ног и вращает бедрами. То ли все уже под кайфом, то ли так действует ее шави, но толпа на танцполе просто сходит с ума от вожделения.

На его обмякшем члене висит использованный презерватив.

— Фирменный! — говорит дилер с кукольным личиком в туалете, насыпая еще одну дорожку. — Импорт! Прямые поставки из-за границы.

— Одиозный Оди! — хихикаю я.

Дилер с кукольным личиком шипит на меня, а почему — не знаю. То ли боится, что нас засекут, то ли ему не понравилось, что я заговорила об Оди.

— Все было замечательно. Ты был великолепен. А теперь мотай из моего дома!

На сцене певица из Мали; она что-то воркует в микрофон. Тоже импорт — или прямая поставка из-за границы…

— И все-таки мы с тобой не насовсем расстаемся, — говорит дилер с кукольным личиком, натягивая камуфляжные штаны прямо поверх презерватива. — Верно?

Последнюю тысячу рандов я даю на чай студенту, который занимается морской биологией:

— Купи себе океанариум, детка!

— Смотри, чтобы на обратном пути тебя не ограбили и не убили! — рычу я.

Дилер хлопает дверью.

Несмотря на очевидность происходящего, я решаю сходить в аптеку за таблетками от похмелья. Может, на всякий случай укольчик антибиотика? Ленивец со мной не разговаривает. Он нахохлился на своей жердочке в «шкафу». Я хочу его вытащить, но он неожиданно царапает мне щеку. Так и знала!

Срываю постельное белье, комкаю и выкидываю в окно. Простыни приземляются на ветках деревьев и висят там, как привидения. Их колышет ветром. Белая простыня — мой личный персональный белый флаг.

По-моему, со мной такое уже случалось. Я с размаху шмякнулась на самое дно.

Ощущение неизбежности… Грязное помещение при церкви; над входом обшарпанная вывеска: «Новая надежда». Грязные мужчины и женщины с грязными животными заунывно повествуют о своей грязной жизни, в том числе и я. Предполагается, что так легче осмыслить относительность происходящего. Ужасы, которые происходят с другими, помогают тебе пережить собственные страдания. На самом деле все рассказы ужасно однообразны… Есть столько способов испортить себе жизнь! За первые двадцать минут мы успеваем рассказать почти обо всех.

Позже к нам присоединяется группа богачей из «Гавани», но между нами нет почти никакой разницы. Мелочи несущественны. И все же мне лучше оттого, что я нашла в себе силы прийти сюда. Могла бы податься в «Феникс», «Новые начала» и даже к «Анонимным наркоманам», но на опыте убедилась в том, что программа «Новой надежды» действует. Общие принципы примерно те же, что и везде, только удобств поменьше и кормят похуже.

Нам раздают черствые сэндвичи в пластиковой упаковке. На ней написано, что продукты — дар «Кулинарии Китча», все ингредиенты «органического происхождения и прошли сертификацию». Я бы, конечно, предпочла есть не одноразовыми, а нормальными столовыми приборами, но, в конце концов, какая разница? Завсегдатаи «Новой надежды», где тоже принята программа «Двенадцать шагов», не такие рафинированные, как пациенты «Гавани».

Ко мне подсаживается симпатичная чернокожая девушка, которая пришла с группой богачей из «Гавани».

— Эй, Пушистик! По-моему, я тебя знаю!

Ленивец тянет лапы, просится к ней на руки; она берет его и прижимает к себе.

— Ты ведь Найсенья, да? — вспоминаю я, узнав словоохотливую девицу из «Гавани». — Если хочешь, подержи его. Сейчас он не очень мной доволен.