Лесли Форбс - Лед Бомбея

– Кто такой Сунила?

– Это неправильный ответ, девочка. Но я понял, какие игры тебе нравятся. "В"! Я называю этих ребят "В" и "С", так как их глупые имена только загромождают память.

"В" вышел из задней комнаты и запер ее. В руках он держал явно слишком тяжелое ведро. "С" бросился ему помогать.

– Мне нужно подлить воды, – сказал "В".

Они уронили ведро передо мной, и по полу разлилась красная краска.

– Не беспокойся. С твоим парнем все в порядке. Это бутафорская кровь, – сказал высокий.

– Я не верю. Ведро крови? Вы серьезно?

– Добавляет остроты. Разве ты не согласна с этим? Я тоже мог бы работать в кино. Когда так много ненастоящей крови, ты не сможешь отличить свою от искусственной. Вот что действительно имеет значение.

– Вам следовало бы лучше поработать над своими репликами, – сказала я, задаваясь вопросом, кто играет со мной в такую небезопасную игру.

Он кивнул "В" и "С", и они схватили меня за руки, отчего я ощутила острейшую боль в ключице, затем повалили меня на колени перед ведром. Один из них схватил меня за волосы, отвел голову назад и резким движением опустил ее в ведро. Я забыла закрыть глаза. Мгновенно для меня все окрасилось в красный цвет.

Они вытащили меня оттуда.

– Не очень приятный вид для столь приятной дамы, – сказал высокий. – Но, возможно, мне не стоит называть вас дамой после того, что я видел сегодня вечером. Кроме того, вы сами любите вести себя как настоящий мужик, не так ли? Знаете ли, если парню-индийцу хочется стать девушкой, ему отрезают все его хозяйство. При этом вытекает много крови. – Он помолчал немного, как будто для того, чтобы я смогла хорошенько обдумать его слова. – К услугам врачей, как правило, не прибегают. Проводит операцию опытный хиджра, которого обычно называют «повивальной бабкой». Смешно, не правда ли? Пациенту даже дают сорок восемь дней на восстановление, как женщине-роженице. Эта операция требует особой осторожности из-за опасности заражения, поэтому они втирают в рану кунжутовое масло. – С омерзительным кривлянием он вывернул наизнанку карманы. – Извините! Кунжутовое масло кончилось!

– Но какое отношение это имеет к Сами?

Я пыталась сохранять хладнокровие, но почувствовала, что у меня от страха начали стучать зубы.

– О, Сами – только часть, но все равно ответ неправильный. Он кивнул в сторону "В".

– Но я ничего не знаю!

Мою голову снова опустили в ведро с красной жидкостью. На этот раз они продержали ее там дольше. А я попыталась как можно дольше задержать дыхание, при этом странные мысли проносились у меня в мозгу. Например, что человека утопить не так уж и трудно. Деннис убил двоих, предварительно напоив их, а затем утопив в ведре. Смерть гораздо быстрее наступает в пресной воде, нежели в соленой, благодаря тому, что пресной воде требуется совсем немного времени для разжижения крови и снижения ее способности переносить кислород.

Когда они извлекли мою голову из ведра, меня тошнило, и из обеих ноздрей я пускала пузыри. Из-за водянистой бутафорской крови глаза мои были полны красных слез.

– Все видишь в красном свете? – спросил мужчина в маске и грубо расхохотался. – Можно немного продлить очередной сеанс погружения. И в следующий раз ты увидишь не только краски, но и, наверное, что-то еще. Это произойдет тогда, когда ты на какое-то мгновение не сможешь задержать дыхание. Но если даже и это не сработает, у моих друзей имеются другие методы, которые покажутся тебе более убедительными.

Он кивнул второму. И я снова оказалась в ведре.

Когда я была еще совсем ребенком и плавала у Малабарского побережья, тамошние ныряльщики научили меня способам гипервентиляции легких перед погружением. И это позволяло мне плавать под водой подобно тюленю, подолгу задерживая дыхание. Я уходила все глубже и глубже до тех пор, пока не начинала чувствовать нестерпимое давление в легких и в ушах, что заставляло меня поспешно устремляться к поверхности в исступленной жажде глотка воздуха. Однажды мне удалось провести под водой целых три минуты. Но тогда я была еще совсем юной. В тех случаях, когда мне удавалось продержаться под водой достаточно долго, у меня возникало одно и то же чувство, что поверхность воды находится где-то бесконечно далеко и что просто следует оставить всякое сопротивление стихии и стать ее частью; вдыхать в себя рыб, водоросли и разнообразные краски подводного мира. Крошечный скелетик... Приоткрытый рот моей матери... И затем, когда я начинаю рваться на поверхность, к свету, слышится разгневанный рев недовольного и не желающего отпускать меня моря, голос которого похож на звук гигантской раковины.

– Черт возьми! – воскликнул высокий. – Кто включил сирену?

"В" зацепился за ведро и ударил меня по плечу – все трое поспешно убегали со студии. Красная жидкость разлилась вокруг. Я лежала посередине огромной лужи, промокшая насквозь, вся в бутафорской крови, словно только что заколотая свинья. Где-то вдалеке раздавались шаги и мужские голоса. Я почувствовала чудовищную усталость. Я не могла пошевелиться. Все мое тело словно окоченело. Мои мысли разлетались в разные стороны, так же, как и капли дождя, приносившего летний запах влажной пыли сквозь щели в крыше.

Я услышала пронзительный крик птицы, а затем голос своего отца. "Clamator Jacobinus, пестрая хохлатая кукушка, которая каждый год прилетает вместе с муссонами через Индийский океан из Африки за несколько дней до начала сезона дождей". Я вспомнила метеоролога доктора С.К. Баннерджи, доказавшего, что поток воздуха с запада не смог бы преодолеть Западные Гаты, если бы не какой-то дополнительный источник энергии.

Шаги прекратились. Знакомый голос произнес:

– Боже мой!

Я открыла глаза и стала моргать ими, чтобы очистить от остатков красной жидкости.

– Привет, Ашок.

Мне улыбалась зеленая маска демона.

– Это то, что вы называете настоящей кровавой баней. – Я начала хихикать. – Не беспокойся, большая часть того, что ты видишь, не моя кровь. – Каникулы в Индии, стране контрастов. От Вудхауза до «Тита Андроника» без смены декораций.

В сообщении, которое оператор переврал до неузнаваемости, говорилось, что Ашок собирался приехать в отель и передать мне книгу. Не дождавшись ответного звонка, он снова позвонил в отель, и там ему дали номер Проспера. А Проспер отправил его на студию.

Ашок разрезал скотч у меня на руках и завернул меня в простыню.

– Шофер звонит в полицию, – сказал он.

– Калеб Мистри где-то там, в соседней комнате, – успела я произнести перед тем, как полностью отключиться.

К тому времени когда я снова пришла в сознание, в помещении студии уже находились двое полицейских, которые допрашивали Калеба, потиравшего запястья. Время от времени он поглядывал на нас с Ашоком.