Лесли Форбс - Лед Бомбея

– Вы были правы, Томас. Создается впечатление, что здесь нашли пристанище все нищие и попрошайки Бомбея.

– Здесь не у кого просить, мадам. Нет, вы не правы, это люди свободных профессий, главный бомбейский родник дешевой рабочей силы.

– Источник, нужно говорить: источник, а не родник, – поправила я его, наблюдая за тем, как моется, поливаясь водой из жестянки, темнокожий обнаженный мальчишка. – Никак не могу понять, зачем все эти крестьяне бросают свою землю и отправляются сюда, в Богом забытое место?

Томас объяснил, что хижины вокруг лишь замаскированы под типичные городские трущобы. На самом же деле эти домишки крестьяне привозят с собой из самых нищих сельских районов Индии, а их обитатели живут в них той же жизнью, какой жили в своих деревнях. Он показал мне, что некоторые из домиков крыты кокосовыми циновками на тот же манер, как это делается в прибрежных индийских селах, и махнул рукой в сторону ряда хлипких времянок.

– Видите ли, мадам, крестьяне приезжают сюда потому, что, когда случается неурожай, им не к кому обратиться за помощью, а здесь всегда есть хоть какая-то работа. Вы только посмотрите, сколько самых разных важных предприятий функционирует вдоль дороги.

Не будь рядом со мной такого квалифицированного гида, каким показал себя Томас, значимость всех этих предприятий, укрывавшихся в крошечных хижинах размером в две телефонные будки, осталась бы для меня тайной за семью печатями. Здесь размещались чайные, продававшие химические прохладительные напитки, после употребления которых жажда начинала мучить вас еще сильнее; предприятия по переработке отходов; предприятия по восстановлению шин для сотен тысяч велосипедистов; будочки, где заявления о приеме на работу в компьютерные фирмы печатались на дедовских металлических пишущих машинках; конторы астрологов, дававших советы относительно наиболее благоприятных дней для свадеб; кабинеты предсказателей будущего, охотно сулящих успех начинающим брокерам; «офисы» торговцев каким-то особым шоколадом, никогда не тающим, даже в самую испепеляющую летнюю индийскую жару – вставьте в него фитиль, и его можно использовать как свечу.

Казалось, что все эти люди примостились к жизни мегаполиса где-то с самого краешка и едва держатся на нем. На самом же деле они подобны птицам, живущим на спине у слона и питающимся его паразитами. Когда же слону приходит время умирать, они всегда находят себе другого.

– Видите, мадам, здесь все живет активной экономической жизнью. Не такое уж это и Богом забытое место. Вот, посмотрите на этот знак.

Он указал на изображение Ганеши, сделанное от руки над плакатом с рекламой лосьона для загара и почти полностью его закрывшее.

– И что там написано?

– «Sunder Mumbai, Marathi Mumbai». Что значит «Прекрасный Бомбей, Бомбей, говорящий на языке маратхи». В подобных местах, видите ли, поклоняются новому божеству, божеству политики – «Шив Сена». Ну а Ганеша, любимый бомбейский бог-слон, идет за компанию.

– Если мы не встречаем богов, то только потому, что не впустили их к себе, – сказала я.

– Простите, не понял, мадам.

– Кто-то когда-то давно сказал мне эту фразу. Можете понимать ее как знак того, что укор учителя был смиренно принят покорным учеником.

Мы остановились у стены телеграфа, на которой был изображен еще один жирный Ганеша.

– Пожалуйста, будьте осторожны, мадам, – предупредил меня Томас. – Здешних жителей нельзя упрекнуть в избытке доброты, особенно по отношению к белокожим туристам.

Я собиралась было в который уже раз напомнить ему о своем происхождении, но потом передумала. Возможно, привычка видеть мир в зеркало заднего обзора давала Томасу более ясное представление о действительности, чем моя привычка всегда смотреть вперед.

На мой вопрос о Гуле человек, сидевший за столом в здании телеграфа, пожал плечами и покачал головой. Другие посетители громко прокомментировали мой визит, для понимания которого совсем не требовалось знание маратхи.

Я обошла вокруг небольшого здания телеграфа и прочла несколько развешанных на его стенах рекламных плакатов. Когда мне надоел этот беллетристический жанр, я стала прогуливаться по улице. После тридцати минут бесцельного хождения взад-вперед я вернулась к машине Томаса.

– Вы уверены, что это то самое место?

– Вполне, мадам. Посмотрите, даже сейчас вы стоите в тени громадной доски объявлений.

Он указал на силуэт злобного великана, шагающего по хижинам. На груди великана красовалась какая-то надпись яркими, сверкающими на солнце буквами на непонятном мне языке.

Я снова вернулась в здание телеграфа и вновь спросила о Гуле, на этот раз попытавшись с помощью жестов изобразить его скейтборд, чем вызвала лишь смешки со стороны еще одной группы посетителей телеграфа. Мне ничего не оставалось, как вновь выйти на улицу и для успокоения совести подождать еще несколько минут на пыльной мостовой. Я чувствовала, что у меня есть какие-то обязательства и перед Сунилой, и перед Гулабом, и даже совершенно непонятным образом перед сестрой. Так прошел целый час, наконец Томас вылез из машины и подошел ко мне.

– Скоро стемнеет, мадам. Думаю, нам пора ехать. – Он оглянулся в поисках чего-то, что могло бы меня подбодрить. – Видите вон ту рекламу? В Индии поэзия повсюду!

Я бросила усталый взгляд на нарисованный от руки рекламный плакат, на который указывал Томас: картонный доктор в тюрбане прикладывает стетоскоп к мотору автомобиля зеленого цвета.

– Весьма сомнительная поэзия, Томас. И рифма далеко не точная и не оригинальная.

– Неужели, мадам? Впрочем, так же, как и многие рифмы мистера Шекспира, не правда ли?

В это мгновение моя сумка вдруг зашевелилась. Поначалу, схватившись за нее, я не могла сообразить, что же произошло. И только спустя несколько мгновений до меня дошла причина этого движения. Какой-то мальчуган побежал по дороге. Томас закричал что-то и бросился вдогонку, но неудачливый воришка бежал слишком быстро. Я открыла сумку, чтобы убедиться, что кошелек и камера на месте.

– Все в порядке, Томас, – крикнула я. – Этот сопляк оказался, к счастью, недостаточно проворен.

И тут я заметила листок бумаги, каким-то непонятным образом вложенный в кошелек. На бумаге было изображено некое подобие карты и еще более отдаленное подобие розы. Под всем этим стояла подпись: «Школа английского языка „Маленький цветок“. Решаются все языковые проблемы». Воришка, как оказалось, вовсе не собирался ничего вынимать из сумки, его цель была кое-что туда положить.