Андреас Эшбах - Особый дар

Я молча развернулась и пошла впереди. Мы вышли из спальни, спустились по лестнице. У меня подгибались колени. Я слышала, как он закрыл за нами дверь, очень аккуратно. В какой-то момент у меня в голове пронеслась мысль о побеге: побежать, броситься к входной двери, позвать на помощь, или попросить защиты у тех двух полицейских с собакой и автоматом, или добежать до телефонной будки и позвонить в службу спасения… Но потом я вспомнила, что заперла входную дверь изнутри, да к тому же еще и закрыла на цепочку, а ключ положила на полочку в коридоре. У меня не хватит времени даже отпереть дверь, не говоря уже об остальном.

То же самое я могу сделать и с твоей головой, если понадобится…

Я вздрогнула, когда с улицы послышался громыхающий голос. Конечно, громкоговоритель! Машина, видимо, стояла прямо напротив нашего дома, чтобы снова протарабарить жителям свое сообщение. Я остановилась внизу на лестнице.

«Внимание, внимание! Говорит полиция! Прослушайте, пожалуйста, наше сообщение!» Это был жестяной, почти нечеловеческий голос, по которому даже нельзя было определить, мужчина или женщина говорит. Наконец, после нескольких фраз о масштабе полицейской операции в городе последовало объявление о главном: «Разыскивается юноша, совершивший ряд тяжелых преступлений, в том числе нанесение телесных повреждений и убийство. Он сбежал из следственного изолятора, и у нас есть сведения, что он скрывается где-то в городе. Внимание! Разыскиваемый представляет опасность для общества, возможно, психически неуравновешен. Он вооружен и, без сомнения, может применить свое оружие без малейших колебаний. При малейшем подозрении обратитесь в ближайшее отделение полиции или сообщите одному из полицейских патрулей. Не полагайтесь на собственные силы. За достоверную информацию выплачивается высокое вознаграждение. Вот приметы разыскиваемого: имя – Арманд Дюпре, возраст – семнадцать лет, но выглядит моложе. Очень худой, рост около метра семидесяти пяти сантиметров, длинные черные волосы. Говорит с французским акцентом. Одет предположительно в джинсы, серо-коричневый свитер и светло-серую куртку. Еще раз обращаем ваше внимание на то, что разыскиваемый представляет опасность для общества, возможно, психически неуравновешен. Вооружен…»

– Я не вооружен, – невозмутимо сказал Арманд, обращаясь ко мне сверху. – И все остальное по большей части тоже вранье.

Я слушала его все с большим ужасом. Я медленно повернулась и посмотрела на него: описание совпадало в точности.

– Куртка осталась в шкафу, – добавил он, как будто это было важно.

– Это правда? Ты кого-то убил?

На улице в громкоговоритель еще раз объявили про показания и вознаграждение, потом послышался шум мотора и машина, ничего не подозревая, проехала дальше.

– Нет, – ответил Арманд. – Я никому не нанес физических повреждений, по крайней мере тяжелых. И я не являюсь ни опасным для общества, ни психически неуравновешенным. Это все выдумки.

Он действительно производил впечатление совершенно нормального человека. Настолько же нормального, насколько и я, а себя я считаю одной из самых нормальных в мире.

– Но полиция не будет рассказывать такое просто так… – Я перевела дух. – За этим же должно что-то стоять.

Арманд медленно спустился по лестнице.

– Правда, что я сбежал из своего рода следственного изолятора, хотя я бы это так не назвал, – ответил он серьезно. – А замалчивают они то, что это заведение находится во Франции, в местечке настолько секретном, что тот, кто сделает хоть намек на то, что это место вообще существует, рискует навсегда остаться за решеткой. Те полицейские, с громкоговорителем, замалчивают это, конечно, не намеренно. Они просто вынуждены верить всем отвратительным историям, которые рассказывают про меня французские представители.

Я непонимающе покачала головой.

– Но зачем тогда все это? Зачем эта травля?

– Я уже говорил, они просто хотят меня иметь, – объяснил Арманд. – То, что они тут назвали следственным изолятором, на самом деле научный институт, засекреченный военный объект, где последние несколько лет ученые занимались тем, что по всем правилам, досконально, по косточкам разбирали меня, Арманда Дюпре, подопытного кролика высшего сорта. Там я находился и туда они хотят заполучить меня обратно.

– Тебя? Но почему?

– А ты вспомни кочергу, которая вдруг стала невероятно тяжелой. Или ночник. Отлично – я могу что-то, чего, по сути, кроме меня, не может никто. А господа в белых халатах желают выяснить, почему я это могу, как я это делаю, как я могу это использовать, как ограниченны эти мои возможности, можно ли этому научить других людей, является ли это способностью, которая передается по наследству, и не знаю, что еще придумают эти яйцеголовые.

Арманд стоял всего на ступеньку выше меня и шарил у себя в карманах джинсов. Он достал две медные монетки, положил их себе на ладонь и показал мне:

– Видишь? Смотри внимательно.

Его глаза немного сощурились, как у человека, который пытается на расстоянии пяти метров читать газету. Я с изумлением следила за двумя монетками, которые, невесомые, поднялись с его ладони, повисли в воздухе, как мыльные пузыри, и завертелись у меня перед носом.

– Удивительно, n'est-ce pas? [2] – сказал Арманд и убрал руку.

Однако монетки продолжали висеть в воздухе. Тем временем Арманд стал осматриваться в коридоре, как будто все происходящее его совсем не касалось. Его взгляд остановился на трех бубенчиках для коров, которые висели на стене, – сувенир на память о давнем отдыхе всей семьей в Альгое.

– Отлично, – услышала я его слова.

И прежде чем я успела понять, что он имел в виду, обе монетки молниеносно сорвались с места, как два сверхзвуковых истребителя, чтобы уже через считанные доли секунды застучать о бубенчики. Пинг-понг! Дили-дон!

Я посмотрела на Арманда так, словно передо мной стоял призрак, и, видимо, посмотрела я как-то очень глупо, потому что он довольно усмехнулся и гордо прошел мимо меня по коридору, чтобы неторопливо собрать висящие в воздухе монетки. Словно он хотел дать мне время прийти в себя после такого потрясения.

– Возможно, ты уже слышала что-нибудь подобное по телевизору, – как бы вскользь заметил он. – Это называется телекинетией.

Я спросила с запинкой:

– Теле– что?

– Я телекинет. Стоит мне захотеть, и вещи двигаются как будто бы сами по себе, а это значит, что они двигаются так по моему желанию. Они мне подчиняются. Это телекинетия. Власть духа над материей. Я, разумеется, не единственный на свете телекинет, но, при всей моей скромности, я, видимо, один из лучших. – Он грустно улыбнулся. – Поэтому глупо было бы полагать, что меня в самом деле разыскивают за убийство. Если бы я действительно хотел кого-нибудь убить, я бы мог сделать это на расстоянии в несколько сот метров и совершенно незаметно. Этому никто не мог бы помешать, но и заподозрить какую-либо иную причину смерти, кроме естественной, никому бы и в голову не пришло. Я мог бы его телекинетически задушить, мог бы сломать ему шею или зажать артерии, обеспечивающие доступ крови к сердцу, и не отпускать до тех пор, пока человек не умрет – инфаркт. Нужно всего-навсего прочесть какой-нибудь учебник по анатомии, чтобы придумать еще тысячу более привлекательных способов.