Рут Ренделл - Бестия

— Что он сделал?

— За что его посадили? Проник в помещение, где, предположительно, владелица оставляла на выходные выручку, выгреб из ее сумочки пятьсот фунтов или около того и забил живущую там женщину до полусмерти. Ей было семьдесят два года. Воспользовался семифунтовым молотком.

— Без огнестрельного оружия?

— Насколько я знаю, без. Попробуйте пирог, пожалуйста. Он с малиной и красной смородиной. Очень недурен. Мы пользуемся здесь искусственными сливками, поскольку я помешан на холестерине. То есть боюсь его до смерти, но убежден, что с этой проблемой можно справиться. Джем сейчас приболел. Считает, что дни его сочтены, хоть это и не так. По крайней мере, пока не так.

— Надеюсь, не от холестерина? — Уэксфорд чуть вздернул бровь.

— Конечно, нет. Кстати, я ни разу не проверял его кровь на холестерин. — Розенберг задумался. — Большинство лега… Извините, я не хотел вас обидеть, большинство полицейских все еще предвзято относятся к геям. Ну, думаю, вы сами слышали не раз всякие пошлости про гомиков и все такое. Вы тоже таких же взглядов? Да нет, видно, что нет. Но парикмахеров и танцовщиков, уверен, считаете гомосексуалистами. Ненастоящие мужчины. Когда-нибудь читали Жене?

— Немножко и давным-давно. — Уэксфорд постарался припомнить хоть одно название, и это ему удалось. — «Леди цветов».

— Я-то имел в виду «Разлад души». Жене лучше прочих дает понять, что геи могут быть такими же крутыми и безжалостными, как гетеросексуалы. А то и похлеще. Так что, помимо дамских портных, среди них встречаются и убийцы, и воры, и грабители.

— Вы хотите сказать, Джем Хокинг — один из них?

— Джему не пришлось испытать преследования, — ну, чтобы скрывать свою гомосексуальность; он, правда, и не трубил о ней во всеуслышание, но одна из причин, почему он попросился сюда, — чтобы в открытую говорить о гомосексуализме с другими. Проговаривать проблему день за днем, откровенно, в присутствии других. Знаете, против того мира, откуда он родом, больше всего предубеждений. Ну а потом он заболел.

— Спид?

Сэм Розенберг метнул в него быстрый взгляд.

— Вот видите, что приходит в голову прежде всего, стоит только заговорить о гомосексуальном сообществе? Должен сказать, через год-другой среди гетеросексуалов спид будет встречаться не реже. Это болезнь не геев. Правильно?

— Так Хокинг болен Спидом?

— Он вирусоноситель. Получил осложнения после гриппа. В «Ройял оук» была эпидемия, и Хокинг перенес его хуже, чем другие. Достаточно тяжело, чтобы загреметь в лазарет на неделю. Если повезет, к концу недели вернется обратно. Но он уверен, что у него — спидозависимая пневмония, а я просто сдрейфил и не решаюсь сказать ему правду. Вот потому он решил, что умирает, и попросил встречи с вами.

— Интересно, зачем?

— Этого уж я не знаю. Я не спрашивал, да если б и спросил, он не ответит. Хочет поговорить с вами. Кофе?..

Джем Хокинг был того же возраста, что и доктор, только смуглый и темноволосый, с недельной давности щетиной на щеках и подбородке. Будучи наслышан о новомодных веяниях в медицине, Уэксфорд ожидал, что Хокинг встретит его при полном параде, сидя на стуле, но тот оказался в постели. Видок у него был похуже, чем в свое время у Дэйзи. Руки, покоившиеся на красном одеяле, казались темно-синими от татуировки.

— Как дела? — Уэксфорд опустился на стул.

Хокинг ответил не сразу. Сначала поднес к губам

синеватый палец, потер их. Затем произнес:

— Неважно.

— Вы хотели рассказать мне о том, когда вы были в Кингсмаркхэме. Правильно?

— Прошлым маем. Ну что, сразу дымком запахло? Вот только костры уже отгорели.

— Некоторые, — кивнул Уэксфорд.

— Я умираю. Вам уже сказали?..

— Если верить врачу, не совсем так.

По лицу Джема Хокинга мелькнула кривая усмешка.

— Так они вам правду и скажут, — фыркнул он. — Даже здесь. Правду вообще мало кто любит — ни здесь, ни на воле. Кишка для нее тонка. Потянется куча подробностей, душа наизнанку. Того и гляди кого заденешь, да что ни скажи, только одно докажешь — какой ты ублюдок. Никогда в головенку не приходило?..

— Случалось, — отозвался Уэксфорд.

Похоже, что Хокингу меньше всего нужны от него подтверждения своих слов. Он помолчал, потом продолжил:

— Всю жизнь только и делаешь, что талдычишь: я ненавижу вас, ненавижу… Вот и вся правда. Или еще: я хочу сдохнуть, только боюсь этого, мать вашу… — Он судорожно вздохнул. — Я знаю, что умираю. Сначала один приступ, потом будет другой, сильнее, а с третьего сыграю в ящик. А то и еще раньше. Дейн загнулся хреново быстро.

— Кто такой Дейн?

— Может, успею сказать, прежде чем сдохну… Теперь уже можно… Чего мне терять-то? И так уже все потерял, кроме жизни, теперь вот и ей каюк. — Лицо Хокинга как бы сузилось, глаза ближе сдвинулись к переносице. Один из самых отвратительных типов, подумал Уэксфорд, с какими ему когда-либо приходилось иметь дело. — Хотите узнать кой о чем? Последняя радость, что мне осталась, — потрепаться с людьми о себе на краю могилы. Им, видишь ли, не по себе, а мне удовольствие: мои слова им поперек горла.

— Мне поперек не встанут.

— Да ладно, коп проклятый, чего ты ждал-то?

На этой фразе в палате возник санитар в джинсах и коротком белом халате. Когда Уэксфорд был помоложе, их называли «медбрат». Точно-точно, так и говорили: «медбрат» и «врачиха». Ни малейшего намека на сексизм, желания подчеркнуть половую принадлежность, просто ясное отражение, чего люди ждут от того или другого пола.

Уловив последние слова Хокинга, санитар зачитал долгую проповедь: зачем же грубить, Джем, никакой для того нет причины, грязные слова не помогут, лучше принять антибиотики, ведь все равно пора…

— A-а, все ни к черту, — буркнул Хокинг. — Пневмония — это вирус, ну? Все вы тут умники долбаные…

Уэксфорд терпеливо ждал, пока Хокинг, слабо протестуя, проглотит свои таблетки. Выглядит он и вправду совсем больным. И впрямь поверишь, что на смертном одре. Выжидая, пока санитар уйдет, Хокинг, повесив голову, внимательно разглядывал синеватые рисунки на руках.

— Спрашиваете, значит, кто такой Дейн? Сейчас объясню. Дейн жил со мной. Дейн Бишоп. Дейн Гейвин Дэвид Бишоп, если полностью. Ему и было-то всего двадцать четыре.

Казалось, в воздухе повисла фраза, готовая сорваться с его губ: «Я любил его». Уэксфорд прочел ее на лице Хокинга, но никаких сентиментов в отношении преступников не испытал. Тем более к убийце, забившему старуху молотком. И что из этого? Возможно ли любовью искупить вину? Возможно ли одной любовью возвысить человека?

— Мы вместе провернули то дельце в Кингсмаркхэме. Да вы уж об этом пронюхали. Еще до того, как ехать сюда, иначе только б я вас и видел.

— В какой-то степени это так… — согласился Уэксфорд.