Барбара Майклз - Ведьма

Эллен ощутила легкую досаду. Ей нравился этот старомодный бородач, но трудно согласиться с его желчным взглядом на человечество или хотя бы только на Чуз-Корнерз (впрочем, признаться, название действительно ужасное).

«Интересно, что так повлияло на его отношение к ближним?» – рассеянно подумала Эллен. Как многие циники, Эд был разочаровавшимся романтиком. Его книжные полки выдавали его с головой.

– Не волнуйтесь, – произнесла она вслух. – Я хорошо осведомлена о провинциальных нравах. Конечно же, меня поначалу будут сторониться, но я завоюю симпатии. В конце концов, я не собираюсь устраивать оргии или ежедневно менять любовников, хотя и разведена. А если соседи так и не пожелают общаться, я прекрасно могу развлечь себя сама. Я немножко рисую, и вяжу, и с удовольствием буду ухаживать за садом, а кроме того – книги, музыка... Да, и птицы. В пригороде мне так и не удалось как следует понаблюдать за птицами.

– О да, – угрюмо согласился Эд. – Птиц здесь хватает.

– Существует так много занятий, на которые у меня вечно не хватало времени. Я хочу научиться играть на гитаре, перечесть «Войну и мир» и одолеть, наконец, Пруста, выращивать лекарственные травы, и вышивать, и сшить хоть одно стеганое одеяло, и варить варенье...

Странные скрипучие звуки не дали ей закончить фразу. Эллен потребовалось несколько секунд, чтобы понять: звуки исходят от Эда и означают смех.

– Я промолчу, – добродушно произнес он.

Грузовик свернул с шоссе и двинулся по узкой мощеной дороге (частной – как гласил указатель), задевая бортами деревья. Потом листва слева расступилась, и высоко на холме Эллен увидела дом.

– Это ведь не он, правда? – вырвалось у нее с испугом. Слишком большой и шикарный для нее, дом был великолепным образцом классицизма с величественными белыми колоннами вдоль фасада.

– Нет, им владеет мистер Маккей, ваш ближайший сосед. Это он вымостил дорогу. Она ведет всего к двум домам, но Норман заявил, что ему надоело барахтаться в грязи после каждого дождя.

Кстати, зимой ее расчищают, поскольку у Бормана имеется собственный трактор.

– Что ж, полезно иметь такого соседа. – Роскошный особняк скрылся за поворотом. – Что за человек этот мистер Маккей?

– Закончил экономический факультет Гарварда, – ответил Эд. – Коллекционирует фарфор и антиквариат, владеет приличной библиотекой. Время от времени мы перебрасываемся парой слов – он единственный образованный человек во всей округе.

– Из ваших слов выходит, что он прямо-таки идеальный сосед.

– Никто в этом мире не идеален.

Не успела Эллен раскрыть рот для достойного ответа, как Эд внезапно нажал на тормоза. Будь скорость чуточку больше, а реакция Эда, схватившего ее за локоть менее стремительной, Эллен выбила бы головой ветровое стекло. Выпрямившись и переведя дух, она заметила в кустах у дороги виновника едва не случившегося несчастья.

Это был подросток или, скорее, юноша в линялых джинсах и выцветшей рубашке. Его длинные светлые волосы, давно не видавшие расчески, были подстрижены, казалось, ржавыми садовыми ножницами. Все это, впрочем, было вполне обычным, но все же что-то обеспокоило Эллен. Что-то в крадущейся походке? Или в повороте головы? Или в тревожном блеске уклончивого взгляда? Ей припомнились собственные недавние фантазии о лесных созданиях, скрывающихся в густых зарослях.

– Простите, – сказал Эд, убирая руку.

– Не извиняйтесь. Кто это? Разве ему не положено находиться в школе?

– Классы Западной средней школы не видали Тима после его шестнадцатилетия, – ответил Эд. – И, думаю, к обоюдному облегчению. Ему бы следовало заняться чем-нибудь, но он предпочитает слоняться по лесу.

– Сколько же ему лет?

– Кажется, почти восемнадцать. – Эд как-то странно покосился на нее. – Я заметил, как вы отреагировали на мое высказывание о неидеальности соседства, с мистером Маккеем. Тим – одна из причин. Он племянник Нормана, и если я городской сумасшедший, то этот юноша – городской преступник.

Прежде чем Эллен успела задуматься над услышанным, Эд остановил грузовик и выпрыгнул наружу. Мощеная дорога заканчивалась, превращаясь в пыльную тропку, по которой мог проехать разве что велосипед. Никакого намека на дом. Единственными примечательными деталями пейзажа были две гигантские сосны по обе стороны тропинки. Эд шагнул между ними и скрылся из виду. Через минуту он вернулся, сел в машину и уверенным движением провел грузовик между деревьями.

Ветви раздвинулись, обнаружив пространство, вполне достаточное для автомобиля. За ними оказался кирпичный забор с раскрытыми деревянными воротами.

– Пожалуй, ветки следует немного подрезать, – задумчиво произнес Эд, и Эллен ехидно подумала, что вряд ли его можно обвинить в склонности к преувеличениям. – Если вы купите дом, я, конечно же, прослежу, чтобы это сделали.

В следующее мгновение они выехали на поляну и их взорам предстал дом. Эд заглушил мотор и обошел грузовик, чтобы открыть дверцу с ее стороны, а Эллен все не могла шелохнуться.

Дом был прекрасен. И это был ее дом. Он распахнул ей навстречу невидимые объятия, приглашая войти.

Роза утверждала, что ему лет двести, но Эллен чувствовала, почти наверняка знала, что на самом деле он построен значительно раньше, задолго до Войны за независимость, – возможно, в двадцатые годы восемнадцатого века. Тогда это было стандартное двухкомнатное строение с двумя дымоходами по краям. Или, пожалуй... да, несомненно: крутая крыша относилась к оригинальной постройке. Четырехкомнатный дом со спальнями наверху. Немногие из первых поселенцев могли похвастаться столь роскошным жилищем. Кирпичные стены, выщербленные временем и почти сплошь заросшие виргинским вьюнком, столь естественно вписывались в окружающий пейзаж, что казалось, стояли здесь вечно. Более поздние владельцы пристроили кухонное крыло и двухкомнатный флигель позади дома. Вряд ли кто-то из них прибегал к помощи архитектора: ни один профессионал не потерпел бы застекленной веранды, портившей строгую красоту кирпичного фасада. Но все же дом демонстрировал благородство пропорций, которое нельзя было скрыть никакими переделками.

Поляна, никак не меньше акра, лежала как бы на дне огромной чаши, образованной холмами, и деревья окружали ее плотной стеной. Эллен подумала, как хороши будут осенью дубы и клены – яркие пятна листвы, будто с полотен импрессионистов, а сосны зимой оживят пейзаж темной зеленью и укроют дом от ветров и посторонних взглядов. Одному из дубов, вздымавшемуся выше труб, было никак не меньше двухсот лет, а его мощный ствол, увитый плющом чуть не до кроны, поражал глаз сочным изумрудным оттенком.

«Придется выполоть, – подумала Эллен, – а то этот плющ погубит дерево». За домом, как огромный, не растаявший с зимы сугроб, белел старый яблоневый сад.