Леонид Бершидский - Дьявольские трели, или Испытание Страдивари

Иноземцев сидит бледный в цвет стен, все же не пострадавших от артиллерийского натиска Иванова: первая скрипка знает, что так ему не сыграть никогда. Дорфман и Чернецов, парни не завистливые, вытаращились на товарища, приоткрыв рты.

— Вот это да, — выдыхает Константинов.

А у Анечки Ли на глазах слезы.

— Прости меня, — говорит она вдруг.

Боб пожимает плечами:

— Тут все звучит неправильно.

Чернецов наливает Бобу полный стакан виски. Иванов выпивает его, не отрываясь. Чернецов снова наполняет стакан. Отпивая еще, Боб чувствует, что вечеринка закончилась.

— Я пойду, ладно? — говорит он, поднимаясь.

— До послезавтра, не забудь! — слышит он голос Иноземцева, уже повернувшись спиной к столу. Это Коля показывает, что он еще первая скрипка. «Он что, серьезно думает, что я хочу на его место?» — удивляется про себя Боб, выбираясь в пустой Леонтьевский переулок.

Из лужи на него смотрит полная луна, и он задирает голову, чтобы увидеть ее в подлиннике. Хочется выпить еще, но в «Реставрацию» возвращаться глупо, в какое-то новое место идти в одиночку неохота, а в магазинах ничего крепкого уже не продают. Ну и черт с ним, — домой, спать. Боб шагает в сторону метро: домой — это на Каховку.

Выйдя на купающуюся в теплом свете фонарей и еще людную Тверскую, он ощущает в кармане вибрацию телефона. Эсэмэска с незнакомого номера: «Позвони мне. А.». Кто-то отправил не туда, решает Боб. Чтобы ошибка не кончилась какой-нибудь драмой, отбивает ответное сообщение: «Вы ошиблись, отправьте снова». И продолжает путь вверх по Тверской, но через минуту телефон снова требует внимания. «Я не ошиблась, глупенький. Аня Ли». Иванов прячет телефон в карман и идет своей дорогой. У него нет ни одной причины звонить Анечке Ли, и, что бы она ни хотела сказать ему, — подождет до следующей вечеринки, на которой «Сибелиус-квартету» придется играть по воле спонсора.

Но в метро Боб помимо своей воли думает о том, зачем он понадобился Анечке. Ни один музыкант не может полностью игнорировать слезы на глазах красивой женщины, только что внимавшей его игре. Ну, наверное, она хотела сказать, что ей понравилось. Но тогда почему сама не позвонила? Да понятно почему: ни на минуту не забывает, кто она и кто он… Укрепившись таким образом в решении не пускать в свою жизнь подружку Константинова, Боб достает из переднего кармана футляра ноты — квартет Берга, который Иноземцев хочет включить в новую программу. Такое на вечеринках, прямо скажем, не поиграешь, думает Иванов, просмотрев начало партитуры. Линейки слегка плывут у него перед глазами, разбираться, что тут к чему у заумного австрийца, становится лень, и Боб застывает, глядя на тянущиеся за окном напротив связки проводов — они будто ночная река в пластилиновом мультике.

На Каховке автобусные остановки уже безлюдны. Напротив одной из них, однако, в неположенном месте припаркован белый «Порше Кайенн». Опустив правое переднее стекло, Анечка Ли молча смотрит на Иванова. Он ведь не думал, что она просто так оставит его в покое.

Пройти мимо было бы как-то совсем уж враждебно и искусственно, так что Боб приближается к открытому окну.

— Садись, — говорит Анечка. — Время еще детское. Зря ты уехал.

Иванов медлит.

— А где Константинов?

— Поехал к жене. После твоего выступления все как-то быстро разошлись.

— Я не хотел испортить вам вечер.

— Перестань уже нести чушь и залезай в машину, а? Что я тебя уговариваю, как маленького?

Иванову становится совсем неловко. Он кладет футляр со скрипкой на заднее сиденье, сам забирается на переднее, и в голове у него то ли Джоан Баэз, то ли группа Fairport Convention начинает тихонько исполнять старинную балладу:

Что там дальше — известно: верный паж сдает любовников лорду Арлену, и вот его ветвистые рога и обнаженный меч нависают над кроватью…

Анечка везет Боба обратно в центр.

— Слушай, а почему не ты первая скрипка, а этот ваш Коля?

— Если коротко, он хочет быть первой скрипкой, а я нет.

— А если длинно? Мы ведь не спешим никуда?

— Обычно в квартетах первая скрипка — это как певец в рок-группе. Ну, фронтмен, лидер. Он принимает решения. Если нет директора, часто он же ведет дела.

— А ты не лидер?

— Нет. Я вторая скрипка.

— Я не очень разбираюсь в музыке, но ты потрясающе играешь. По-моему, Коля тебя испугался.

— Он первая скрипка, для него важно не терять лицо.

— Он все время лижет задницу Алексею.

— По-моему, ему все лижут.

Анечка смеется:

— Даже я? Хотя, конечно, что это я говорю. Даже ты?

— Куда мы едем?

— Ко мне.

— Завтра Константинов все будет знать.

— Может, я хочу, чтобы он знал.

— Я не хочу. Ребята не поймут.

— Если вы останетесь без спонсора?

— Да.

— Тебе сколько лет, Иванов?

— Двадцать шесть.

— И как ты представляешь себе следующие пятьдесят?

Боб в который раз за вечер пожимает плечами. Ему неинтересно отвечать на этот вопрос. Он живет сегодняшним днем, играет на скрипке и не ищет неприятностей на свою задницу. Девушка рядом с ним, придвинувшая кресло к самому рулю, чтобы доставать до педалей, — это шестнадцать тонн неприятностей. Но он не просит ее остановить машину.

— А ты как представляешь себе следующие пятьдесят? — спрашивает он ее.

— У меня столько нет, — отвечает она серьезно. — Такая, как я, живет до тридцати пяти, а потом это уже кто-то другой.

— Типа сейчас ты гусеница, а потом бабочка?

— Скорее баба.

— Тогда тебе тем более есть что терять.

— Ты за меня волнуешься? Это так трогательно…

Иванов не находит что ответить, и следующие десять минут они едут в молчании. Анечка останавливает машину в переулке, уходящем вниз от Маросейки. Заглушив двигатель, она поворачивается к Бобу и, притянув его к себе, влажно целует в губы, не закрывая глаз. От первого же ее прикосновения Иванов забывает про квартет и спонсора, а когда Анечка отстраняется, чтобы выйти из машины, не сразу находит ручку двери, так что она успевает обойти «Порше» с другой стороны. Когда девушка за руку ведет его к подъезду, у Иванова темнеет в глазах от желания: лучший в жизни вечер никак не хочет заканчиваться.

В квартире Анечка, едва сбросив туфли, начинает нетерпеливо, почти раздраженно расстегивать Бобу пуговицы и молнии. Вдруг напрочь утратившими ловкость пальцами он еле успевает ей помогать. Короткое платье в крупных красных цветах она стягивает сама, и, не добравшись до постели, скрипач и содержанка оказываются на тоненьком шелковом ковре в гостиной. Анечкина кожа глаже шелка; чувствуя, как сплетаются ее ноги у него за спиной, Боб почти теряет сознание и избегает подросткового конфуза только потому, что успел-таки изрядно набраться в «Реставрации».