Колин Маккалоу - Включить. Выключить

До нового похищения оставалось чуть больше недели. Февраль — короткий месяц, и, возможно, Призраки перенесут очередное преступление на начало марта. Охваченный нарастающим страхом, Кармайн отправился в архив. В 1950 году, после перестройки больницы Холломена, один из подвальных этажей целиком был отдан под больничные архивы, поэтому все они хранились в одном месте. Джон Сильвестри, ставший комиссаром полиции в 1960 году, яростно отстаивал право полиции хранить любой клочок бумаги, в том числе относящийся к тем временам, когда весь полицейский штат Холломена составлял единственный констебль, а кража лошади каралась смертью через повешение. Когда обанкротилась местная компания, производящая цемент, у Сильвестри нашлись и деньги, и власть, чтобы выкупить ее собственность — три акра земли на Кейтерби-стрит, которые находились в промышленном районе, грязном и криминальном, и потому не считались лакомым кусочком. Эти три акра со всеми строениями выставили на торги с начальной ценой двенадцать тысяч долларов, и полицейское управление Холломена благополучно выкупило их.

На участке стоял огромный склад, где разорившаяся компания хранила грузовики, запчасти и прочую технику. Как только из склада выгребли грязь и привели в порядок территорию вокруг него, все полицейские архивы перевезли в новое помещение и разложили по стальным стеллажам. Самое главное, в здании не протекала крыша, а два больших потолочных вентилятора обеспечивали проветривание и не давали разрастаться плесени.

Два архивариуса уютно устроились в отдельном трейлере, припаркованном у входа в склад. Недипломированная сотрудница архива носилась с метлой по складу и бегала в ближайший магазин за кофе и чем-нибудь вкусненьким, а обладательница диплома писала диссертацию о развитии криминала в Холломене начиная с 1650 года. Ни одну из них не заинтересовал лейтенант, которому взбрело в голову явиться на Кейтерби-стрит лично. Дипломированная дама-архивариус ограничилась тем, что объяснила посетителю, в каком районе склада вести поиски, и снова засела за диссертацию, а ее подчиненная укатила в полицейском пикапе.

Документами 1930 года было заполнено девятнадцать больших коробок, делами 1939 года — почти столько же: за девять лет уровень преступности резко вырос. Кармайн откопал дело Мортона Понсонби в коробке за октябрь 1939 года, затем принялся рыться в коробках за 1930 год в поисках дела Леонарда Понсонби. За все эти годы форма полицейских документов почти не изменилась: все те же листы большого формата в картонных папках — часть листов скреплена, часть просто вложена. В 1930 году в полиции не было ни скоросшивателей, ни, вероятно, персонала, который обрабатывал бы дела, как только они из текущих превращались в закрытые.

Дело нашлось там, где ему и полагалось быть: «Понсонби, Леонард Синклер, бизнесмен, Понсонби-лейн, дом 6, Холломен, Коннектикут. 35 лет. Женат, трое детей».

Кто-то предусмотрительно поставил стол и конторский стул под большое мансардное окно. Кармайн перенес на стол дела обоих Понсонби и тонкую неподписанную папку с подробностями о двух убийствах на вокзале, произошедших в тот же день.

Сначала он просмотрел все документы, которые относились к Мортону Понсонби. Смерть и вправду была настолько внезапной и неожиданной, что врач Понсонби отказался выдать свидетельство о ней. Впрочем, никакого преступного умысла он не подозревал — просто хотел провести вскрытие и убедиться, что ничего не упустил за годы, когда не могло быть и речи даже об осмотрах Мортона Понсонби, не то что о лечении. Типичный протокол вскрытия начинался тривиальным «труп юноши, довольно упитанного и без каких-либо признаков болезни». Но Элиза Смит ошиблась: причиной смерти не было кровоизлияние в мозг. При вскрытии выявить причину смерти не удалось, поэтому патологоанатом приписал ее остановке сердца вследствие вагального торможения. Дотошностью Патси врач не обладал, но провел всевозможные анализы на яды; ничего не обнаружив, он обратил внимание на душевную болезнь в анамнезе. Но в мозгу не оказалось изменений, указывающих на причины психического расстройства. Врач также заметил, что необрезанный пенис умершего необычно велик, а яички опустились в мошонку лишь частично. Похвальное усердие для 1939 года. У Кармайна не осталось никаких сомнений в том, что Мортон Понсонби был не более и не менее чем беспомощной жертвой семейной предрасположенности к трагедиям. А может, из протокола вскрытия следовало сделать вывод, что генетическое наследие Айды Понсонби ее отпрыску не передалось.

Теперь — Леонард Понсонби. Преступление произошло в середине января 1930 года, когда город занесло полуметровыми сугробами — вероятно, зима выдалась холодной, с январскими метелями. Поезд, вышедший из Вашингтона, отошел от Пенсильвания-стейшн в Нью-Йорке с двухчасовым опозданием из-за сильных морозов и снежных лавин, заваливших рельсы. Пассажиры вызвались расчищать пути. В одном вагоне ехала подвыпившая компания безработных — человек двадцать, надеявшихся найти заработок в Бостоне, последнем пункте назначения поезда. Разгоряченные спиртным, злые, агрессивные, разгребать снег они согласились не сразу, да и то лишь для того, чтобы согреться. В Холломене поезд остановился на четверть часа, чтобы транзитные пассажиры успели перекусить в вокзальном буфете, где кормили дешевле, чем в вагоне-ресторане поезда.

И вот что любопытно: Леонард Понсонби, согласно билету, направлялся в Бостон. Тем не менее он вышел и ждал возле состава, на морозе. По словам одного наблюдательного пассажира, старался никому не попадаться на глаза. Прятался? Понсонби не зашел в теплый зал ожидания, но и не вошел в вагон сразу, как только прибыл поезд. Нет, он почему-то остался на заснеженной платформе.

Время близилось к девяти, в тот день бостонский поезд был последним. Пока он выпускал пар после трудного отрезка пути, вокзальный персонал спешно запирал залы ожидания, дамские и мужские комнаты, чтобы уберечь их от бродяг, колесивших по стране в поисках работы или подачек, — впрочем, двадцать пьянчуг сошли с поезда не в Холломене. Где-то между Хартфордом и границей Массачусетса они выскочили на ходу, потому и попали под подозрение, после бесплодного расследования были объявлены виновниками случившегося.

Леонарда Понсонби нашли в снегу, его лицо и голова от побоев превратились в кровавое месиво, обезображены были и лица трупов женщины и девочки, найденных рядом. Понсонби опознали по содержимому его бумажника, а у женщины и девочки не нашли никаких документов и узнать, кто они такие, не смогли. В старом дешевом кошельке неизвестной обнаружили один доллар и девяносто центов мелочью, в сумочке — мятый носовой платок и два печенья, в саквояже — чистое дешевое белье для женщины и ребенка, носки, чулки, два шарфа, детское платьице. Женщина была довольно молодой, ребенок — примерно шестилетним. Понсонби произвел на следователей впечатление состоятельного, хорошо одетого джентльмена, в его бумажнике нашли две тысячи долларов, на галстуке была бриллиантовая булавка, на каждой платиновой запонке — четыре довольно крупных бриллианта. При виде женщины и ребенка в голову приходило лишь одно слово — «нищета».