Барри Мартин - Жестокость

На вид Курту было лет двадцать семь — двадцать восемь; шапка белокурых волос, на лбу и щеках отметины оспы. Тело гибкое, подвижное, как и у меня, кстати. От постоянных «тренировок» мышцы рук и ног были хорошо разработаны. Брюки и рубаха, сидевшие на нем как влитые, явно были куплены в лучших магазинах города.

— Если ты легавый, — проговорил он, — то я отправлю тебя туда, откуда ты пришел, только на сей раз уже головой вперед. А до земли, кстати, четыре этажа.

— Знаю, что четыре, — сказал я. — Но неужели ты и в самом деле думаешь, что какой-то полицейский сможет вскарабкаться на такую крышу, как у тебя?

— Ну что ж, в этом, малыш, ты, пожалуй, прав, да и с собой, вроде бы, не принес ничего лишнего, — проговорил Курт, и я заметил, что из его голоса исчезли звенящие нотки. — Так кто же ты такой?

— Можно мне присесть?

— Конечно. — Он махнул рукой в сторону кресла, тогда как сам вернулся к дивану и сунул револьвер под одну из подушек.

— Зовут меня Нил Уинтерс. В общем-то я промышляю тем же, что и ты, вот и решил кое о чем потолковать с тобой.

— А зачем через крышу полез? Почему по лестнице не поднялся?

— Чтобы не тратить лишнее время на объяснения, что именно я умею делать. Помимо меня в этом городе есть только один парень, способный влезть на такую крышу, и парень этот — ты, Курт.

— Ну что ж, тут ты прав. Такое под силу только настоящему альпинисту. Кстати, малыш, глотку промочить не желаешь?

— Только содовую, — проговорил я. — Всегда боюсь, что спиртное может нарушить координацию движений.

Он протянул мне стакан с водой и ухмыльнулся.

— А вот мне немного выпивки никогда не вредило.

— Ну, ты, Курт, всегда был великим человеком. Ты, можно сказать, прирожденный верхолаз. Пожалуй, у нас лучше тебя никто не мог работать на трапеции.

— А ты и об этом знаешь, малыш?

— Ну разумеется, Курт. Я всегда был твоим почитателем. Вот, посмотри-ка. — Я вынул из кармана конверт и протянул ему.

— Эге, да это вырезки статей обо мне, — удивленно произнес он, извлекая из конверта пачку газетных статей. Я заметил, как загорелись его глаза, пока он просматривал их.

Я же чуть ли не наизусть знал содержание этих вырезок. Одна из них была озаглавлена: «Добыча „Кота“ в доме президента компании — меха на 40 тысяч долларов». В другой говорилось: «Из номера на верхнем этаже отеля похищено „Звездное ожерелье“». И все остальные аналогичного содержания, вроде: « Полиция разыскивает бывшего циркового воздушного гимнаста Курта Питерса, который считается главным подозреваемым в серии недавних дерзких краж».

— А что, неплохие заметочки, ты не находишь, малыш? — проговорил Курт, покончив с чтением. — А вот сам я как-то не догадался в свое время собирать их.

Мне и самому эта идея пришла в голову совсем недавно. Изрядно пришлось покопаться в подшивках старых газет, чтобы отыскать нужные статьи, хотя Курту я об этом, естественно, говорить не стал.

— Ну вот, теперь они твои, — проговорил я.

— Спасибо, — кивнул Курт и тут же спросил, подбирая три небольшие вырезки: — А это что такое? Что-то не припоминаю, чтобы я занимался этими делами.

Во всех трех речь шла о довольно дерзких восхождениях по стенам домов, хотя добыча оказывалась в общем-то небогатой.

— Это уже моя работа, — сказал я, — но полиция и газеты приписали все это тебе.

— Могли бы и смекнуть, что в том районе я не работаю, — хмыкнул Курт. — Там отродясь не водились старые ведьмы, увешанные драгоценностями. Кстати, малыш, если ты положил взгляд на те места, даю тебе зеленый свет. Только в Парк-хилл не суйся — это моя территория.

— Ну что ты, Курт, разумеется. Ты первый застолбил тот участок.

— Кстати, а ты-то как подключился к этим делам? — спросил он, меняя тему. — Что-то я не припоминаю, чтобы ты тоже в цирке работал.

— Нет, я верхолаз. Взбирался на высокие церкви, всякие там флагштоки. В общем, работы хватало, но потом…

— Что, не очень романтичным показалось, да? — спросил Курт с ухмылкой.

— Что и говорить, это далеко не цирк.

— Так, ну ладно, малыш. И все же, с чем ты пожаловал? Ведь не просто чтобы вырезки мне показать, верно?

— Курт, я хочу подключить тебя к одному моему делу.

— Ты хочешь подключить меня?! Ты что, и в самом деле решил, что я стану заниматься какой-то мелочевкой?

— Ты меня не понял, Курт. Это по-настоящему крупное дело, но мне одному там никак не справиться. Ты думаешь, что все богатеи обитают только на Парк-хилл? Так вот, скажу тебе, что недавно выследил одну старую даму, которая держит у себя дома пятьдесят или шестьдесят тысяч — и все наличными!

— В квартале Бельмон?

— Точно. Это старуха, зовут ее миссис Уэйкфилд, и поселилась она там еще в те времена, когда Бельмон считался фешенебельным районом. А потом, когда все стали перебираться оттуда в Парк-хилл, она вдруг заартачилась и наотрез отказалась куда-то переезжать. А домина у нее, Курт, не меньше этого. Она его тоже переделала под меблированные комнаты, а себе оставила всю мансарду.

Я сразу понял, что Курт загорелся идеей, хотя и продолжал прощупывать меня. — А с чего это старая вздумала поселиться наверху? Почему не на первом этаже? Ведь тогда не пришлось бы каждый день корячиться по лестнице, а?

— Она довольно эксцентричная баба, да и из мансарды своей выбирается от раза к разу. Все необходимое ей приносят на дом. И все же я прослышал про то, что она держит у себя в квартире сейф, набитый пачками крупных банкнот!

— Что, не доверяет банкам?

— О, у нее и в банке предостаточно, но хочется, наверное, постоянно иметь при себе некоторую сумму. Как говорится, на всякий случай.

— Да, я слышал про таких особ. А что, звучит довольно соблазнительно. Ну и почему же ты сам не хочешь погреть там руки?

— Все дело в сейфе, Курт. Я ничего не смыслю в подобных делах. Ты его открыть сможешь, а я нет. Но в любом случае там у нее столько всего, что нам обоим хватит. Больше чем по тридцать штук на каждого, причем чистыми — ни с кем из наводчиков делиться не придется. Да и потом, я подумал, что если это дело у нас выгорит, может, ты возьмешь меня себе в напарники.

Курт сграбастал мою руку.

— Годится, малыш. Я согласен попробовать. А насчет напарника пока подождем — хочу посмотреть на тебя в деле. Ну и когда же наша старушенция снова собирается выйти из дома?

— Здесь, Курт, нам основательно подфартило, — сказал я. — Вчера она поскользнулась и сломала ногу, так что сейчас пребывает в больнице. В общем, никто там у нее ни к чему даже не прикасался.

— Ну что ж, — пробормотал Курт, — вот, получается, и нашли мы себе работенку.

— Слушай, а может прямо сейчас рванем, а? — с горячностью в голосе спросил я.

— Почему бы нет? У меня сейчас вообще никаких дел нет, сижу вот, прохлаждаюсь. Почему бы не проветриться и не подцепить заодно тридцать косых?