Дэвид Осборн - Открытый сезон

Это невероятно, подумала она. Он даже не собирался сделать попытку понять. Какая-то мужская гордость не позволяла ему. И в то же самое мгновение у нее появилось ужасное подозрение, что это не мужская гордость, а просто инфантильность. Он вел себя, как избалованный маленький мальчик. Сейчас вовсе не время для этого.

Он продолжал:

— Ты не просто готовишь им восхитительный обед, но сидишь, ешь и пьешь с ними. — На этот раз он был менее раздражителен. В голосе его была неподдельная боль обиды. — Тебе не обязательно надо было пить! — На мгновение он затих, потом прибавил:

— Я скажу тебе, что с тобой будет дальше. Если ты не будешь осмотрительной, ты добьется того, что тебя изнасилуют.

Тон его был мстительный. Нэнси поймала себя на том, что пытается подавить смех. Он с каждой минутой становился все более невозможным, все более нереальным.

— Ты так думаешь? Ты думаешь, что именно это они для меня приготовили? Секс? И что же привело тебя к такому гениальному выводу? — Если он может быть мстительным, то уж она вполне может быть саркастичной.

Он не ответил и теперь слова, которые ранее она все пыталась сформулировать, сейчас вырвались без всякого усилия.

— А ты? — потребовала она. — Что же у них на уме по отношению к тебе? Ты думаешь, что они похитили тебя и банк будет платить за тебя выкуп — ты ведь так думаешь? Возможно, даже полмиллиона долларов. Как дипломаты и люди, которых похищают в Южной Америке. Вот что ты думаешь. То есть банк не может позволить себе не выкупить тебя, ведь так? Иначе, что будет с его публичным авторитетом. А я просто случайно оказалась рядом. Так что им пришлось прихватить и меня. Теперь им приходится возиться с бабой, но раз уж она все равно при них, почему бы им не воспользоваться ею. — Голос ее стал скрипучим от переполнявшей ее желчи. — Готовить, чистить, трахаться, женщины всегда пригодятся для таких дел! — Она выплевывала слова.

— Ладно, ладно! — сказал Мартин. Обида и вызов исчезли из его голоса. Она пошла в атаку, и он ретировался. Внезапно ее пронзило сознание, что большинство избалованных детей тоже бывают горлопанами. Почему прежде она не замечала этой стороны у Мартина? Это так много сразу нарушило между ними. Один такой миг, одно такое проявление и между людьми уже никогда не бывает прежних отношений.

— Что заставляет считать, что цепь предназначена для тебя? — Ну вот, наконец, она это выдавила. Она хотела сказать это с самого начала, когда Кен защелкнул кольцо на ее лодыжке.

Он промолчал, не совсем понимая. Потом резко выпалил:

— Что ты хочешь сказать?

Она намеренно не отвечала. Он внезапно сел, раздраженный. Сигарета ее оставляла красную точку, когда она вынимала ее изо рта и небрежно выдыхала, выжидая.

— Черт возьми, Нэнси, что ты имеешь в виду?

Она прислушалась к страху и подозрению в его голосе и удивилась, как он мог быть так слеп, что не видел этого раньше, до того как она вынудила его.

— Я хочу сказать, что мы не первые люди, на которых они ее использовали, — сказала она.

— А кто же еще?

— Не знаю. Ведь они приезжают сюда каждый год, так?

Она почти слышала ход его мыслей. Немедленное отрицание. Это было слишком. Он не мог заставить себя признать это.

Он произнес ровно:

— Нет, здесь никого больше не было.

— Мы этого не знаем. — Она глубоко затянулась сигаретой. — Ты не можешь знать, что никого не было.

— Похищение обычно не повторяют дважды. Слишком рискованно. — Он снова лег. — Есть у тебя еще сигареты? — Он спокойно и бесповоротно отверг реальность.

— Да. — Она прикурила для него, вставила ему сигарету между пальцами. Делая это, она приняла решение. Оно заключалось о том, чтобы быть милосердной и позволить ему прятаться. Это единственное, что она могла для него сделать. А может быть, если подумать, это единственное, что она могла сделать для них обоих, хотя, она так и не думала.

— Просто не понимаю, — сказал он. — Разве что, так они делают деньги. Мужчины с женами, детьми и домами. По крайней мере, они говорят, что женаты и имеют детей. Трое мужчин, которые добились своего. Они набиты по горло. Хижина в северных лесах, все, что хочешь. Мечта любого. И все это незаконно. Как-то не увязывается, просто не увязывается. Совсем не вяжется с ними. Они вовсе не выглядят гангстерами. И разговор совершенно не такой. — Он снова сел. — Послушай, — сказал, он вдруг, возбудившись от мысли:

— Может, они не тех схватили?

Нэнси не ответила.

— То есть, если они из ЦРУ или что-то в этом роде и должны были взять каких-нибудь французских канадцев по политическим причинам. И допустили ошибку.

Это звучало дико. Чушь в стиле Джеймса Бонда. Он вспомнил кажущееся знание Артом его имени и данных, когда тот осматривал его бумажник и документы. Арт знал, что он работает в банке.

Знал ли? Или просто блефовал?

Потом Мартин вообще попытался не думать. Он лег на спину. Завтра что-нибудь придумает. Они ведь не супермены. Они грешные, так же, как и он. Когда-нибудь в течение дня они должны допустить ошибку. И когда это случится, он должен быть готов.

Нэнси сказала:

— У нас нет ни одного способа сопротивляться. Кроме меня.

Голос ее был тверд. Он не ответил. Им следовало бы спать. Им пригодится отдых, какой только они смогут получить.

— Ты меня слышишь?

— Да.

— Ты понимаешь, что я имею в виду?

Что же она сказала, кстати? Он пытался вспомнить, но усилие оказалось слишком велико для него.

— Кену я нравлюсь.

— Ну так что?

— Он постоянно смотрит, обращается ко мне, а Грэг все время меня трогает.

Тут он начал понимать.

— Что, черт побери, ты пытаешься сказать?

— Что, может быть, я — единственный способ для нас сопротивляться. Марти, мы в беде. По-настоящему крепко влипли.

— Может, хватит крутить вокруг да около.

— Может мне еще письменно изложить? Я пытаюсь сказать, что если мне использовать свой пол?

Молчание. Преувеличенное недоверие, чтобы подчеркнуть гнев.

— Ты шутишь. Это должно быть шутка. — Враждебность снова вкралась в его голос.

— Прежде чем все мои козыри уйдут и уже будут нам ни к чему. То есть то, что я женщина.

— Ты что, сделаешь это с кем-нибудь из них?

— Они и так будут меня иметь, разве не так. А так, может быть, я смогу разузнать, что они планируют в отношении нас. Или, может быть, настроить одного против другого.

Но Мартин отказывался сотрудничать, обдумывать…

— Одного из этих психованных больных ублюдков? Ты добровольно расстелишься перед одним из них?

Только теперь до нее, наконец, дошло, почему он так бушевал весь вечер. Он ревновал. И не столько ее саму, как-то по-другому, более яростной мужской ненавистью за унижение. Он ревновал к силе, свободе Кена, Грэга и Арта. Это уж слышком для нее. Чересчур невероятно, глупо, слишком эгоистично. Или Мартин всегда был таким, просто она не замечала?