Уве Шомбург - Код Вавилона

Яростный крик разорвал тишину прозрачного утра. В проеме северной стены стояли Хэнк Торнтен и Зоя Перселл.

Перселл, крепко вцепившись в рясу монахини-викария, держала пистолет у ее головы. Лицо Торнтена было перемазано кровью, и стоял он скособочившись — в позе, которая, видимо, смягчала его боль. В одной руке он тоже держал пистолет, а в другой нес клетку для перевозки мышей.

Не обращая внимания на Кальви и Тротиньона, Торнтен шагнул вперед и крикнул срывающимся голосом:

— Зарентин! Не отдавай их ему! Они принадлежат науке! — И захромал в их сторону.

— Пристрелите его, если он сделает еще хоть один шаг! — заорал Крис, обращаясь к Кальви и Тротиньону.

Торнтен ковылял вперед с упорством робота. Выстрел Тротиньона пришелся ему под ноги, в каменную плиту.

— Идиоты! — взревел Торнтен, но все же остановился. — Зарентин, кости принадлежат науке… и пробы тоже… Вы знаете, какой шаг мы могли бы сделать для исцеления людей. Отдайте их мне!

Зоя Перселл толкала монахиню перед собой, пока они не поравнялись с Торнтеном.

— А если нет? Тогда вы убьете монахиню?

Торнтен зло ухмыльнулся и потом рассмеялся в голос. «Да, и это я тоже сделаю, — подумал он. — Эта тайна стоит любых жертв. Со стороны каждого».

Себя самого он уже принес в жертву. За несколько дней он из руководителя концерна, человека высокого положения превратился в фанатика, способного на все ради этого знания. Он не понял, когда и где окончательно перешагнул точку невозврата.

«Неважно, — думал он. — Лишь бы раскрыть эту тайну. И настало время пожертвовать ради этого и другими».

— Вы же не допустите такого. Вы же человек рассудка. — Торнтен неотрывно смотрел на чемодан, стоявший рядом с Крисом на земле. — Мне нужны пробы.

— Это я понял.

— Он что, привел вам аргументы, которые вас убедили? — Торнтен указал на папу. — У него их нет. Потому что он не знает ответов. Ни он, ни его вера, ни все философы, вместе взятые. Наступила эра торжества естественных наук. И началась она триумфальным шествием биологии. Наконец-то, наконец-то она на марше, ее не остановишь. Естественные науки находят ответы на вопросы, в которых терпят поражение философия и вера. Сейчас движущая сила — биология, она определяет грядущую эпоху. Ты хоть понимаешь это, Зарентин?

— Вы ничтожный, дрянной эгоист — и больше никто! — Джесмин дрожала от волнения. — Вы не ученый, вы алчная акула. У вас нет благоговения перед чудом жизни, откуда бы она ни возникла. Вам не знакомо чувство ответственности! Иначе бы вы не решились на то, чтобы принудительно испытать на Маттиасе генную субстанцию! Для вас существует только ваша точка зрения, вам даже не приходит в голову мысль, что все исходит из одного источника, как его ни обозначить! На самом деле знание не имеет для вас значения! Вы хотите открытия только для себя! Вы хотите обессмертить свое имя и огрести денег! Больше вам ничего не надо! Вы — позор для науки!

Издевательский смех Торнтена перекрыл ее последние слова.

— Вера и психология лишь вторично используют старые посылы. Воспринимать слова Библии буквально! Это значит остановиться в развитии! Естественные же науки ставят вопросы! Мы — новые гуманисты этого мира!

Крис ненадолго задумался, но потом отрицательно покачал головой:

— Нет, Торнтен, вы ничем не лучше фанатиков веры. Ваш путь — не гуманизм. Вы пренебрегаете людьми. И даже не осознаете этого! Должен быть какой-то третий путь…

— Я — есть третий путь! — Голос папы был тверд и спокоен.

— Вы? Не делайте себя смешным, — Крис помотал головой.

— Вы забываете, что церковь признала эволюционную теорию. Творение и эволюция — больше не антагонисты. Павел II провозгласил это, и я тоже стою на его позиции. Какое еще более убедительное доказательство попытки примирения между церковью и наукой вы можете себе представить, как не связь этих двух идеологий?

— И тем не менее ваша миссия состоит в уничтожении костей и проб? — Крис горько рассмеялся. — Какое уж тут примирение?

Папа и Крис смотрели друг на друга, полные вражды. Джесмин снова дернула его за рукав, но Крис не унимался.

— Вы забываете, что я разговаривал с Понти. Существует тринадцатая табличка. И она находится у вас! Однако до сих пор вы ни словом о ней не обмолвились! Что на ней написано?

Папа долго не сводил с Криса пристального взгляда. Потом наконец извлек из своих одежд маленькую шкатулку и поставил ее на плиту. Бесконечно медленными движениями он достал из нее маленькую глиняную табличку и осторожно положил рядом с остальными.

Потом он протянул Крису лист бумаги.

Крис узнал текст. Он видел его часть в виде копии у профессорши в Берлине.

— И табличку, и перевод брат Иероним нашел в наших архивах. Напомню вам: из текста на других табличках следует, что Этана объединил разные страны и племена в одно царство. Таково было повеление его бога. Читайте!

Крис и Джесмин склонились над листком.

Я сказал: «Господь, пусть будет так. Я стану служить и повиноваться».

И Господь спросил меня: «Чем мне наградить тебя, пастух?», и я ответил: «Полубог, получеловек, я ищу бессмертия, равного богам».

Но Господь сказал: «Пастух, сын человека. Отрекись от этого».

Он привел меня на равнину. Вся земля была усеяна костями мертвых. Тогда спросил меня Господь: «Ты, пастух и человек, могут ли эти кости снова стать живыми людьми»?

Я ответил: «Господь, это знаешь лишь ты».

Господь сказал: «Заговори с этими костями, крикни им: „Вы, иссохшие кости, слушайте, что хочет сказать вам Господь: Я снова вдохну в вас жизнь. Я сделаю так, что жилы и мясо вновь нарастут на вас, и обтяну вас кожей. Я вдохну в вас свое дыхание, чтобы вы снова ожили“».

Я сделал, что повелел мне Господь. Не успел я договорить, как услышал шорох. Кости двинулись друг к другу так, как они должны быть составлены. Я видел, как жилы и мясо наросли на них, а поверх всего образовалась кожа.

И было в них дыхание.

Тогда сказал Господь: «Видишь, в тебе живет сила, и все-таки ты человек и останешься человеком. Я дам тебе тысячу пятьсот лет, чтобы через тебя жила и пребывала моя воля. А в конце твоих дней твоя душа должна вознестись на небо!»

Крис задумчиво положил листок на табличку.

— Отсюда вы и выводите вашу миссию?

Папа молчал.

— Этот Этана был шумерский пастух! А вы — глава католического мира.

Папа молча смотрел на табличку.

— Святой отец, по-моему, ему нужно понять, какой крест отягощает вас. — Иероним немного выждал, затем повернулся к Крису: — Вы должны интерпретировать прочитанное в контексте основных принципов христианской веры, если хотите понять папу.

— Помогите мне, в Библии я не силен. — Крис помедлил. — Этот Этана, должно быть, имел силу оживлять мертвых. Так я понял.