Василий Дорогокупля - Вперед и вниз

— Кто «они»? — не понял Женьшень.

— Ну, там… — его друг показал на дверь.

— Это менты.

— А-а, — сказал Швеллер.

Наступило молчание. Снаружи также не доносилось ни звука. Подготовка к штурму затягивалась.

— Может, пойдем по домам? — предложил Швеллер. — Мне расхотелось к девочкам.

— И мне расхотелось, — сказал Женьшень. — Да и какая разница? Менты так и так нас к ним не пустят.

— А домой?

— И домой, наверное, тоже.

— Это плохо, — расстроился Швеллер. — Давай, что ли, присядем. Я устал стоять, ноги не держат.

— Еще бы, мы всю ночь не спали, — сказал Женьшень, — а перед тем целый день работали. Присядем, покурим.

Они отошли от двери и уселись в кресла. Курить, однако, не хотелось. Тишина действовала угнетающе.

— Ни-ког-да… — по складам произнес Швеллер, упираясь в противоположную стену комнаты понемногу стекленеющим взглядом. Почти сразу вслед за тем с улицы донесся гнусавый речитатив мегафона, призвавший всех, кто находится в помещении фирмы, не делать глупостей, немедленно отпереть дверь и выходить по одному с поднятыми руками.

— Как думаешь, это они из-за негра? — спросил Швеллер.

— А хрен его знает…

— Зря мы спутались с этим уродом. Я говорил, надо брать журналиста.

— Какого журналиста? — вяло спросил Женьшень.

— Любого, да хоть чеченского… Ты чувствуешь мою мысль?

— Что?

— Мою мысль… Чувствуешь?

Женьшень сделал героическое умственное усилие, но ничего не почувствовал. Его все сильнее клонило ко сну. Вскоре и Швеллер начал клевать носом под колыбельные заклинания мегафона; пистолет выскользнул из его пальцев и брякнулся на пол — никто из двоих не повел и бровью. Не пробудились они и от более громкого шума, когда в комнату одновременно через дверь и окно ворвались толпы людей в черных масках. «Негры… негры… всюду негры», — было единственное, что пробормотал Швеллер, извлекаемый из глубин кресла четырьмя дюжими омоновцами. Женьшень не сказал ничего и даже не открыл глаз. Их действительно взяли не сдавшимися, да и, можно сказать, неживыми.

В то же утро, спустя примерно час, Алтынов завтракал перед уходом на работу, когда в дверь позвонили. Он открыл — на пороге стояла Лена Панужаева.

— Ты откуда взялась? — удивился он.

— Из дома. У нас милиция. Где папа?

— Не знаю, вчера он поехал к афганцам… Но почему милиция?

— А где эти афганцы? — спросила Лена. — Надо его предупредить.

— Ты объясни хоть в двух словах, что у вас там стряслось.

— Мне надо найти папу, — гнула свое Панужаева-младшая. Было видно, что сейчас от нее никаких пояснений не добьешься.

— Ладно, попробуем. Подожди секунду, — Алтынов вернулся на кухню, выключил кипевший чайник, затем, пройдя в спальню, загремел ящиками комода. «Все идет своим порядком по наклонной плоскости, — думал он, роясь в кипах бумаг, писем и документов. — Теперь вот докатились до цугундера».

— Ты там надолго? — крикнула из прихожей Лена, которой не стоялось на месте.

— Уже все. Корочки захватил на всякий случай.

— Какие корочки?

— Ветеранское удостоверение, — пояснил он. — Я как-никак тоже афганец. Ну, пошли.

По дороге Лена немного успокоилась и рассказала, как к ним домой еще затемно явились милиционеры, которые искали папу. Глава семьи дома не ночевал, но милиционеров не смутило его отсутствие. Они показали маме какую-то бумажку, а потом начали шарить по комнатам, выспрашивать у мамы про оружие, наркотики и папиных знакомых. На Лену они не обращали внимания, а дверь квартиры оставили раскрытой настежь, чем она и воспользовалась. Выходя из дома, она увидела перед подъездом машину, в которой тоже сидели милиционеры. Только в штатском.

— С чего ты решила, что это милиционеры, если они были в штатском?

— Они глазами зыркают.

— Понятно. А как ты нашла меня?

— Я знаю твой дом — папа один раз показывал, когда мы проезжали мимо, а квартиру найти не трудно: я звонила во все подряд, пока мне не сказали, где живут Алтыновы. Папа говорил, что ты лучший друг его юности, поэтому ты должен мне помочь.

— Я уже помогаю, — сказал он, — раз должен.

Первым делом они направились в одну из подконтрольных афганцам фирм, название которой, насколько помнил Алтынов, неоднократно мелькало в речах Панужаева. Корочки действительно сыграли свою роль, позволив им пройти через кордон охраны и побеседовать с единственным более-менее компетентным сотрудником фирмы, случайно оказавшимся на рабочем месте в столь ранний час.

Ничего утешительного, однако, им узнать не удалось. Панужаев был здесь накануне вечером, но не застал ни директора фирмы, ни его зама, с которыми он обычно вел дела, а потому уехал, не докладываясь ему (более-менее компетентному сотруднику) о своих дальнейших намерениях.

— Он мог поехать домой к директору, — предположил Алтынов. — Какой у него номер телефона?

Звонок директору не прояснил ситуации: с Панужаевым он вчера не встречался. Прежде чем уйти, Алтынов оставил для передачи ему хитроумную записку, за вполне невинным содержанием которой был скрыт понятный только адресату намек.

— Я знаю, куда он поехал, — сказала вдруг Лена, когда они вышли на улицу.

— И куда же?

— К своей секретарше, к этой дуре Светику, которая его любовница.

Это слово она произнесла без нажима, самым будничным голосом. Алтынов не сразу нашелся что сказать.

— Но я не знаю, где она живет, — продолжила Лена. — А ты знаешь?

— Нет, я видел ее только однажды. И почему ты так уверена…

— А зачем, по-твоему, нужны секретарши?

На это Алтынов опять не сумел ничего возразить.

— Сейчас нет смысла искать Светика, — сказал он. — Впустую потеряем время. Если он появится у афганцев, ему отдадут записку, а если не появится…

— Мы будем стеречь его перед домом.

— Правильно. Только не перед самым домом, а чуть подальше. Никуда этот великий любовник от нас не денется.

Прибыв на место, они для начала заглянули во двор: панужаевского автомобиля у крыльца не было, «штатские» дежурили на прежнем месте. После этого они разделились, чтобы взять под контроль оба перекрестка на разных концах квартала: Панужаев мог появиться как с той, так и с другой стороны.

В одиночестве расхаживая взад-вперед по кромке тротуара, Алтынов поневоле задумался и о собственных перспективах, которые также не выглядели блестящими; он живо представил, как оперативники стучат в дверь его квартиры или с непроницаемо-постными лицами наводят о нем справки у коллег по работе. Не мешало бы позвонить в лабораторию — сообщить, что задерживается, и заодно разведать обстановку, но телефонной будки поблизости не было, а покидать ради такого пустяка свой пост Алтынов не считал возможным. «И ведь знал, что эта история добром не кончится, — думал он. — Зачем тогда лез на рожон? Если уж так захотелось над собой поиздеваться, это можно было сделать проще, без всяких заложников и грабежей. За что ни возьмись, все выходит не так, все по-дурацки, фанера летит и летит…» Он настолько увлекся самобичеванием, что перестал следить за проезжавшими машинами и вздрогнул от неожиданности, когда сзади, буквально из-под его локтя, бесшумно вынырнул темно-синий БМВ.