Гарри Стейн - Серебряная пуля

— Это который?

— Господи, ну вы и доктора! — Он покачал головой. — Жар? Боли в брюшной полости? Низкий гемотокрит? Да я же привез его около трех часов, у него что-то вроде сепсиса.

Как правило, санитары редко интересуются своими подопечными. Но Рубен был исключением, он вообще разбирался в медицине. Когда в неотложке начинал толпиться народ, доктор всегда мог его отправить к пациентам, которые больше других нуждались в уходе. Перес родился в Доминиканской Республике, вырос в Южном Бронксе и был всего на несколько лет старше Логана. Молодой врач понимал, как, впрочем, и сам Перес, что, если бы его образование не ограничивалось средней школой, из него бы вышел прекрасный медик. И хотя они редко виделись вне больницы, успевали многое обсудить на работе, и взаимное уважение постепенно переросло в крепкую дружбу. При Пересе Логан становился самим собой. Защитная маска безразличия, так свойственная многим из его персонала, здесь была лишней.

— Я прописал ему интенсивное лечение.

— Он хороший парень, как думаешь, выкарабкается?

Логан на секунду задумался, потом покачал головой.

— Нет. — И сделал паузу. — Ты прав. Со временем перестаешь думать о них, просто как о людях. Так ты говоришь, он хороший парень, да?

Перес кивнул.

— Он в числе первых высадился в Нормандии. Можешь поверить? Господи, какие истории он рассказывает! Знаешь, что он сказал мне, когда я его вез? «Это все, что я поимел за восемьдесят семь лет своей дрянной жизни».

Логан улыбнулся.

— Перед уходом я его посмотрю. Обещаю.

Перес помешал суп.

— Ну так… расскажи про вечеринку.

— Да нечего особенно рассказывать…

— Нечего рассказывать , — как эхо, саркастически повторил Перес, — человек посетил главное мероприятие сезона, а я должен читать об этом в «Дейли ньюс»?

— Слушай, для меня это была работа. — Логан улыбнулся. — Я пошел просто из вежливости.

Событие, о котором зашла речь, — празднование тридцатипятилетия служебной деятельности доктора Сиднея Карпэ, общепризнанного светила в мире медицины. И приглашение Логана — хороший знак для молодого доктора. Карпэ — человек-оркестр. Он писал книги, давал медицинские комментарии программам новостей, список его пациентов-знаменитостей был таким же длинным, как у Уильяма Морриса. И хотя, в сущности, — а коллеги Карпэ знали доподлинно — юбиляр был всего лишь доктором средней руки, это было скрыто от окружающих. В чем он был поистине гениален, так это в умении подбирать помощников — «вспомогательные мозги». Соперники-завистники называли их именно так. Именно благодаря этим винтикам и болтикам столь прочно держалось здание его славы.

Вот куда был приглашен Дэн Логан, талантливый молодой врач из медицинской элиты города, он идеально подходил Карпэ по уровню подготовки, по темпераменту, по характеру, по опыту. Уже несколько месяцев подряд великий Карпэ его обхаживал, предлагая, например, начать с зарплаты в сто семьдесят тысяч долларов. Этот доход, по его мнению, должен уложить наповал парня, выходца из среднего класса Мидвеста. Он соблазнял его вечеринками на яхтах в выходные, регулярными поездками в Лондон, Париж и Мидлист. А вчерашний прием должен был стать решающим: Карпэ, в окружении кинозвезд, политиков, финансистов, представлял им Логана как человека, который вскоре станет партнером великого Эскулапа.

Но Логан не собирался про все это рассказывать, во всяком случае, Пересу, навсегда приклеенному к Клермонту и не надеявшемуся выбраться отсюда. А деньги, которые предлагал Карпэ, слишком хороши, такая приманка смущала.

— Прекрасно, — сказал Перес. — Ну и как работенка подобного рода, понравилась?

Логан улыбнулся.

— Некоторые женщины, — признался он, — были очень даже ничего.

— Ну вот, уже ближе.

— Но ты же знаешь, я человек робкий.

— Да, верно.

— Честно. Эти женщины не из моей стаи. Знаешь, пока одна из них не стала жаловаться на здоровье, я не знал, с чего начать.

— Логан, ты из тех парней, о которых пишут в женских журналах.

— «Как встретить подходящего холостяка?»

Перес рассмеялся, удивившись, насколько точно.

Логан уловил суть.

— Мужчины, которые никогда не связывают себя обязательствами.

— Во всяком случае, — сказал Логан, как бы подводя черту, — я чувствовал себя ужасно неловко во фраке. Это не по мне.

— Так ты сходил, куда я тебе советовал? И все подошло?

— Да. Все впору. Я же не собирался выставлять себя круглым дураком.

На самом деле Логан понимал, что редко выглядел лучше. В свои двадцать девять лет он походил на мальчишку, и ему казалось, что у него подпрыгивающая походка, слишком длинные волосы, живая улыбка — этакий взрослеющий подросток, старшеклассник. Очаровательный, но не воспринимаемый всерьез ни в профессиональном плане, ни в личном. Именно этого он хотел избежать. И в прошлый вечер, кажется, все удалось.

— Так ты согласился работать на Карпэ? Дал обещание?

— Нет еще.

— А почему нет?

Почему нет ? Суть заключалась в том, что Логан страстно желал достигнуть всего сразу — и обеспеченности, и положения в обществе, не расставаясь при этом со своими идеалистическими настроениями. Но он понимал — расскажи об этом, и большинство коллег сочтут его наивным. Пожалуй, неплохо бы стать предметом чьей-то зависти, ему бы это понравилось. Но как достичь самоуважения?

Кроме того, а это самое важное, был и спортивный интерес. Для Логана медицина в своем наилучшем виде включала мастерство, как в игре в баскетбол, и азарт, как в высоких ставках в покер. Интересно ставить диагноз в необычных условиях, лечить самых трудных больных. Ничто не сравнимо с тем возбуждением, когда интуиция и каторжный труд дают результат, вызывающий восхищение у других докторов. Довольно монотонная работа молодого врача в одной из крупнейших в стране больниц. А такие вот именно случаи дарили ему минуты профессионального удовлетворения и истинной радости.

Логан прекрасно понимал, что в работе с Карпэ будет гораздо больше цинизма и меньше возможностей для творчества.

— Я думаю, — начал он, запинаясь, — что работа в клинике в данном случае… — он покачал головой… — то есть я хочу сказать, мы оба понимаем, как это эмоционально выбивает из колеи. Вот тот пожилой человек, как его фамилия, повтори еще.

— Фридман.

— Ты не поверишь, но было время, когда я переживал за каждого человека очень сильно. — Он улыбнулся. — Когда учился в колледже, я часто плакал в кино.

— Слушай, никто тебя не обвиняет. Великие плакальщики не внушают доверия пациентам.

— Ты же знаешь, как мы говорим здесь о смерти. Обрати внимание, у нас никто не умирает в больнице.

Перес улыбнулся.

— Да, правильно. Мы говорим: сыграл в ящик.