Роберт Липаруло - И приидет всадник…

Чуть позже, правда, выяснилось, что девочка не вполне невредима, но выздоровеет. Во всяком случае, физически.

— Вот этот прыжок на капот, помнишь? — сказала Алиша.

Брейди кивнул.

— Все над ним смеялись тогда. А-а-а-а-а!!! — изобразила она то, как Булл изображал Мюница, и нерешительно продолжила: — Дело в том, что… Я тоже так хочу.

Алиша взглянула на Брейди, ожидая, очевидно, что он отпустит в ее адрес какую-нибудь шуточку или скажет что-нибудь обескураживающее. Но он снова невозмутимо кивнул, и она перевела взгляд на дорогу.

— Хочется прыгать на капот мчащейся машины, или бежать через поле под обстрелом, или прыгать с вертолета на автомобиль. — Она еще раз бросила взгляд на Брейди. — Понимаешь?

— Все во имя спасения граждан и предотвращения преступлений.

— Да. И не ради смеха. — Она немного помолчала. — Но мне кажется, надо мной тоже будут смеяться.

— Юнг называет это «комплекс героя», — кашлянув, сообщил Брейди.

— Вот, дожила. У меня, оказывается, комплекс.

— Комплексы у всех. У большинства даже по несколько штук. «Комплекс» — это просто слово. Удобный способ классифицировать особенности мышления и поведения людей.

— Так «комплекс героя» — это хорошо или плохо? — поинтересовалась Алиша и резко свернула с трассы на отходящую вниз эстакаду, очевидно, приметив автозаправочную станцию. Брейди вцепился в ручку на дверце. Через несколько секунд машина затормозила у светофора.

— Он может быть позитивно или негативно направленным, — ответил Брейди. — Если он делает тебя инициативной и предприимчивой, это хорошо. Если ведет к безрассудству и браваде — плохо. — Он посмотрел на Алишу и добавил: — А может, у тебя что-то другое.

— Что ты имеешь в виду?

— Может, твое желание совершать героические поступки идет от большой любви к работе. Тебе нравится быть спецагентом и хочется получить весь возможный на этой должности опыт. И конечно, тебе хочется спасать людей. Ты ведь для того и пошла в ФБР, правда?

Алиша ответила не сразу. Сзади засигналили. Она увидела, что зеленый свет уже включился, и нажала на акселератор.

— Думаю, я пошла в органы, потому что хотела надрать кое-кому задницу, — сказала она наконец.

— Если эта задница принадлежит плохому человеку, ты — герой. Поздравляю.

— А у тебя разве не так?

Настала его очередь задуматься. Он конторский служащий. Его дело изучить описание преступления и фото с места и попытаться составить психологический портрет, преступника. А Алише нравится оперативная работа. В свободное время она тренируется на стрельбище; для него же повышение квалификации ассоциируется, в первую очередь, со «Справочником по диагностике и статистике психических заболеваний». В то время как Брейди корпел над докторской, Алиша была на передовой и училась героическим поступкам.

— Нет, не до такой степени, — ответил он.

— Готова поспорить, что Мюницу до сих пор приятно, что он так поступил, несмотря на все насмешки.

— А еще на сломанную руку…

— А, фигня, я в четырнадцать лет сломала руку и даже не заплакала.

— Подралась с жившим по соседству хулиганом?

Алиша надавила на газ, чтобы проскочить на желтый свет. Их машина не успела выехать на перекресток, когда загорелся красный. Все же они промчались через него, а затем Алише пришлось резко затормозить, чтобы не врезаться в ехавший впереди «даймонд-шэмрок».

— Я каталась на велосипеде и налетела на почтовый ящик, — как ни в чем не бывало сказала Алиша.

— Вот тут я тебе верю.

Ближневосточное солнце заливало Тель-Авив оранжевым сиянием, отражавшимся в стеклянных и металлических поверхностях городских зданий. Ветер нес влагу со Средиземного моря, отчего температура воздуха казалась выше, чем 68 градусов по Фаренгейту, которые показывал большой электронный термометр, установленный на здании банка «Хапоалим», выполненном в романском стиле и расположенном на бульваре Ротшильда. Отдыхающие — те, кто выбрался на денек к морю из глубины страны — не торопились уходить, делали последний заплыв, ныряя в прибойную волну на Гордон-бич, или последний проход по песчаному пляжу, прежде чем отправиться домой. Местные конторские служащие, рабочий день у которых давно закончился, принимали дома душ и переодевались, чтобы разойтись по многочисленным ночным клубам на улице Хаяркон. Жители Тель-Авива нередко удивляли западных туристов космополитизмом образа жизни и ненасытной жаждой развлечений. Они полагали, что день дан для трудов праведных, а ночь — для вольного веселья.

Вот только Люко Скарамуцци так не считал.

Уединившись в своем тренажерном зале в итальянском посольстве, он старался раздвинуть границы своих сил и выносливости. По коже, огибая рельефные мышцы: четырехглавые, грудные, бицепсы — стекали ручейки пота, как талая вода между сугробов весной. Пот струился по лицу, поблескивал на курчавых волосах, которые покрывали его грудь и живот, и пропитывал пояс хлопчатобумажных тренировочных шортов. Каждое поднятие двадцатикилограммовых гантелей исторгало из него вместе с напряженным кряхтеньем новую порцию пота. Люко перевел взгляд с города за окном на зеркало, занимавшее весь простенок. При этом глаза его непроизвольно заморгали от разъедавшего их пота, но то, что он увидел, ему понравилось. Люко любил смотреть, как упражняется его тело. Он сидел на мягкой скамеечке, уперев подошвы в пол и распрямив спину. Но даже когда сидел, складок на животе у него не было, жир не выпирал над поясом. Торс красиво сужался от плеч к талии. Люко толкал железо вверх, над головой, глядя, как напрягаются и выпирают мускулы. Он больше заботился о мышечной массе, чем о силе, и поэтому делал много упражнений со сравнительно небольшим грузом.

Вдруг он обнаружил, что сбился со счета, и решил продолжать поднимать гантели, пока не кончится мелодия, игравшая в наушниках. Это было «Убийство (в четырех частях)» из «Дороги в ад» — музыка создавала атмосферу тягостных раздумий, он любил заниматься именно под такую. А сегодня мелодия оказалась под стать настроению: Люко был озабочен, и набросился на тренажеры агрессивнее, чем обычно. Начал с мышц ног, затем перешел на плечевой пояс, запястья, покачал брюшной пресс, потренировал отдельные группы мышц на тренажерах «наутилус», затем взялся за гантели. Мышцы рук уже давно болели и готовы были вот-вот отказать. Каждый следующий толчок гантелей вверх и их мучительно медленное (так велел тренер) опускание вниз давалось ему в несколько раз труднее предыдущего. Глаза непроизвольно закрывались. Гантели уже не просто дрожали в руках, а колыхались из стороны в сторону. Но Люко поднял их еще раз. Когда, в очередной раз превозмогая себя, он опустил гантели, то почувствовал легкий спад давления в комнате: кто-то открыл дверь. Люко с яростным стоном вновь толкнул груз вверх, подержал, опустил, поднял еще раз…