Джеффри Линдсей - Деликатесы Декстера

Тем не менее сделанного не воротишь, и Декстеру не осталось ничего, кроме как играть по правилам. Я набрал в грудь побольше воздуха и, приготовившись взглянуть фактам в лицо, сказал:

— Это была не моя вина.

Произнеся это, я принялся собираться с расползавшимися мыслями и готовиться к первому раунду Защиты Декстера.

Но Дебора только моргнула и недоуменно нахмурилась.

— Какого черта ты имеешь в виду, — поинтересовалась она, — в чем ты не виноват? Разве об этом кто-то… Да как это вообще может быть твоей виной?

В очередной раз я почувствовал себя так, будто всем вокруг заблаговременно выдали текст роли, а я вынужден импровизировать.

— Я хотел сказать… Не важно, — произнес я в надежде получить хотя бы намек на то, какой должна быть моя реплика.

— Твою мать, Господи, Деке, почему ты думаешь, что речь всегда идет о тебе?

Вероятно, я мог бы ответить «поскольку я тем или иным образом всегда оказываюсь в гуще событий, и обычно не по своей воле, а потому что ты меня туда запихиваешь», но здравый смысл победил.

— Извини, Деб, — сказал я. — Что случилось?

Она несколько секунд просто смотрела на меня, а затем покачала головой и тяжело опустилась в кресло.

— Саманта Альдовар, — повторила она. — Она опять пропала.

Я много лет тренировался, пропуская на свое лицо только те выражения, которые считал нужными. В этот раз я особенно хорошо понял всю пользу этих тренировок, поскольку мне хотелось кричать и петь от радости. Но я этого не сделал, более того, скрыл свое желание под маской шока и обеспокоенности, и это было, несомненно, одним из самых потрясающих образцов актерского мастерства последнего десятилетия.

— Не может быть, — сказал я, на самом деле думая: «Я очень надеюсь, что не только может, но так и есть».

— Она не пошла в школу сегодня, — сказала Дебора, — осталась дома, чтобы прийти в себя. Ей действительно пришлось многое пережить. — Моей сестре, по всей видимости, не приходило в голову, что мне пришлось вынести еще больше, но никто не совершенен. — В общем, около двух ее мать вышла в магазин. Недавно она вернулась и обнаружила, что Саманты нет. — Дебора покачала головой. — Она оставила записку: «Не ищите меня, я не вернусь». Она сбежала, Деке. Она просто взяла и сбежала.

Мне сильно полегчало от этой новости, и я сумел даже справиться с желанием напомнить: «Я же говорил тебе». В конце концов, Деб отказалась верить мне, когда я сказал, что Саманта пошла в логово людоедов по своей воле, более того, с радостью. Ну а поскольку это правда, совершенно очевидно, она попробует сбежать при первой же возможности. Не могу назвать эту мысль слишком благородной, но я искренне надеялся, что она хорошо спряталась.

Дебора тяжело вздохнула и снова покачала головой.

— Я никогда не слышала, чтобы «стокгольмский синдром» доходил до того, что жертва убегала обратно к тем, кто ее похитил.

— Деб, — сказал я, и на этот раз ничего не мог с собой поделать, — я говорил тебе. Это не «стокгольмский синдром», она действительно хочет быть съеденной. Это ее мечта.

— Чушь, — сердито произнесла Дебора, — никто не может такого желать.

— Тогда почему она сбежала? — спросил я, и она смогла только покачать головой и опустить взгляд.

— Я не знаю, — ответила Деб. Она уставилась на свои руки, сложенные на коленях, будто ответ мог быть написан на костяшках, а потом неожиданно выпрямилась. — Это не имеет значения, — продолжила она, — важно определить, куда она пошла. — Дебора посмотрела на меня. — Как думаешь, куда она могла пойти, Деке?

Честно говоря, мне было все равно, где она, лишь бы оставалась там подольше, но тем не менее требовалось что-то ответить.

— Как насчет Бобби Акосты? — спросил я, и это имело смысл. — Вы его уже нашли?

— Нет, — буркнула она и пожала плечами, — но он не может скрываться вечно. Мы привлекли к этому делу слишком много внимания. Кроме того, — она подняла обе ладони, — у его семьи есть деньги и влияние, и они хотят выяснить, смогут ли вытащить его.

— И смогут? — поинтересовался я.

Дебора опять принялась разглядывать свои костяшки.

— Может быть, — произнесла она. — Черт. Да, скорее всего. У нас есть свидетели, которые могут связать его с машиной Тайлер Спанос, но толковый адвокат съест этих парней с Гаити без хлеба. Еще он пытался убежать от меня, но это тоже не много. Все остальное только догадки и слухи, так что… Да, твою мать, он может уйти. — Она кивнула своим словам и опять уставилась на руки. — Да. Несомненно, Бобби Акоете ничего не будет, — тихо закончила она. — Опять никто не ответит за это… — Она снова вернулась к изучению собственных рук, а когда подняла голову, на ее лице застыло выражение, какого я у нее никогда прежде не видел.

— Что случилось? — спросил я.

Дебора прикусила губу.

— Может быть, — произнесла она и отвела взгляд, — не знаю…

Она набрала в грудь побольше воздуха, посмотрела мне в глаза и сказала:

— Может быть, есть способ что-нибудь… не знаю. Может быть, ты возьмешься что-то сделать?

Я поморгал и с трудом удержался, чтобы не проверить, по-прежнему ли под нашими креслами есть пол. Невозможно, казалось, не понять, что она предлагает. Для Деборы я был способен только на два поступка, и она определенно предлагала мне не упражнения по криминалистике на Бобби Акосте.

Дебора осталась единственным человеком на свете, кто знал о моем хобби. Я думал, она приняла это, хотя и без особого восторга, но никак не ожидал, что она предложит мне поиграть с кем-нибудь. Это оказалось далеко за пределами всего, что я знал о своей сестре. Сама мысль, что нечто подобное может случиться, никогда не приходила мне в голову, и я был совершенно ошарашен.

— Дебора, — произнес я, и по моему голосу стало слышно, насколько я шокирован, но она наклонилась вперед, как только могла, рискуя вывалиться из кресла, и заговорила, понизив голос:

— Бобби Акоста убийца, — резко произнесла она, — и он выйдет сухим из воды, опять, поскольку у его семьи есть деньги и влияние. Это неправильно, и ты это знаешь. Именно для этого тебя растил отец.

— Послушай, — попытался я вставить слово, но она еще не закончила.

— Черт, Декстер, я старалась понять тебя, папу и то, для чего он все затеял. И теперь я понимаю, ясно? Я точно знаю, как рассуждал папа. Потому что я коп, как и он, и каждый коп однажды сталкивается с таким Бобби Акостой, с тем, кто совершает убийство и остается на свободе, даже если ты делаешь все от тебя зависящее. И ты не можешь уснуть, ты скрипишь зубами, тебе хочется закричать и задушить кого-нибудь, но твоя работа — есть это дерьмо, и ты ничего, ничего не можешь изменить. — Она встала, уперлась кулаком в мой стол, и ее лицо сейчас было всего в шести дюймах от моего. — До определенного момента, — продолжила она, — до того момента, когда папа решил эту проблему, разобрался во всем этом чертовом бардаке. — Она ткнула меня пальцем в грудь. — И это решение — ты. А сейчас ты нужен мне, чтобы сделать то, чего хотел от тебя папа, — позаботиться о Бобби Акосте.