Дэвид Хьюсон - Укус ящерицы

– Там есть пара сербских икон, – заметил Коста. – Подлинных. В хорошем состоянии. Скорее всего пятнадцатый век.

Перони коротко хохотнул:

– Хотите узнать, откуда это все? Думаю, он сам считает их просто подарками. От некоего богатого и очень влиятельного англичанина. Допускаю, что комиссар даже не представлял, насколько глубоко он в этом увяз, а когда понял, было уже поздно. Долги надо возвращать. Пристрелив Браччи, Рандаццо снял Мэсситера с крючка по подозрению в двойном убийстве и устранил препятствия на пути к заключению сделки с Арканджело. Одним выстрелом двух зайцев. Ловко сработано, а, Лука?

Спорить Дзеккини не стал. Да, ловко. Если все так и было.

– Может быть, – добавил Коста, – Мэсситер специально дарил ему краденое. Чтобы привязать покрепче. Чтобы комиссар понимал, что может потерять.

А они не так просты, подумал Дзеккини, вспоминая одно старое дело. Тогда карабинеры подозревали, что Мэсситер проделал такой же трюк со следователем, разбиравшимся в деле о контрабанде через Триест, на которой попался один из сообщников англичанина.

– Что ж, это я могу, – согласился майор. – Но зачем? В чем моя выгода? Что я получу взамен?

– Вы получите Мэсситера, – спокойно ответил Коста – детали финансовых операций. Маршруты. Склады. Средства транспортировки. Перечни грузов. Нам безразлично, кто упрячет его за решетку. Вы. Мы. ДИА. Но его надо убрать.

– Удалить. Как раковую опухоль, – прибавил Перони.

Майор рассмеялся. Они годами пытались раздобыть такого рода информацию. Никто не желал говорить о Хьюго Мэсситере. Никто не хотел умирать раньше времени.

– Не надо играть со мной в эти игры. – Он с сожалением посмотрел на остывший ленч и подумал, что желание снова посидеть на террасе у «Серджио» вернется не скоро. – Давайте-ка выпьем пива, а? А потом помолимся за Лео. Вряд ли о нем многие вспоминают.

Молчание. Лука Дзеккини перевел взгляд с одного на другого. Странная парочка. Упрямцы. Лео Фальконе часто говорил о них. Некоторым его рассказам Лука тогда даже не поверил. В наше время таких твердолобых не бывает. Кому хочется идти до конца, заранее зная, каким будет этот конец?…

И тут до него дошло.

– Так вы подобрались к нему изнутри? – пробормотал майор.

Коста и Перони переглянулись и не сказали ни слова.

Что бы это могло значить? От одной лишь мысли по спине пробежал холодок. По скудным данным, которыми располагала служба разведки, в качестве мускульной силы Мэсситер использовал теперь исключительно балканские банды, людей, преданных до конца, готовых взяться за любую работу, если за нее хорошо платили, и никогда не нарушающих кодекс верности и молчания. Трудно, невозможно даже представить, чтобы один из них предал своего капо. Ставки слишком велики. Наказанием за измену была смерть, причем не в самом легком ее варианте. Однажды во Флоренции он видел жертв такой расправы. Даже самых крутых итальянских мафиози выворачивало наизнанку.

– Вы подослали к нему кого-то? – недоверчиво спросил Дзеккини и покачал головой, когда они угрюмо кивнули. – Господи… – прошептал он и, подозвав официанта, заказал три пива. – Надеюсь, вы понимаете, что делаете.

Коста достал из кармана джинсов мобильный телефон.

– Мы тоже на это надеемся. Теперь вы позвоните?

Погода наконец успокоилась. Вечер был тихий и ясный, с легким солоноватым бризом. В Вероне Коста и Перони осторожно выкладывали перед спецгруппой карабинеров обрывки собранной информации в надежде, что этого хватит, чтобы, во-первых, убедить Луку Дзеккини и его коллег получить ордер на обыск дома Рандаццо, а во-вторых, забрать потом для допроса самого комиссара. В маленькой квартирке в районе Кастелло Тереза Лупой ее помощник Сильвиоди Капуа ломали головы над результатами первых анализов, проведенных в частных лабораториях Местре и Рима. А в центральной больнице Венеции так и не пришедший в себя и не догадывающийся о присутствии Рафаэлы Арканджело продолжал видеть сны Лео Фальконе. Запертый в своем собственном приватном мирке из фантазий и воспоминаний, он не спешил и боялся покидать его, не зная, куда попадет.

– Лео, – произнес голос из внешнего мира. Голос был женский, теплый, заботливый, и у голоса было имя, но оно ускользало от него, потому что он был мальчиком-Лео, а не Лео-взрослым. – Пожалуйста…

Механизм на стене заскрипел. Заревела искусственным голосом кукушка. Загудел колокол.

– Мне нужно, чтобы ты жил, – умоляла женщина. – Лео…

Как будто все зависело от его выбора. Они оба – и мальчик, и мужчина – знали, что все не так просто. Чтобы жить, надо было посмотреть, а этого он хотел меньше всего. Меньше всего на свете.

В то время как Лео Фальконе спал, бессознательно вслушиваясь в звучащие в нем внутренние голоса и проникающие из внешнего мира участливые интонации Рафаэлы Арканджело, белый скоростной катер пересекал широкий канал между больницей и островом Сан-Микеле, направив лакированный деревянный нос в сторону открытой северной лагуны. Тихий и ясный день угасал, и последние лучи солнца превращали залив в озеро расплавленного золота. Сидевший на корме Хьюго Мэсситер с привычной легкостью открывал бутылку марочного шампанского. Эмили Дикон устроилась напротив на обитых мягкой кожей сиденьях. Проведя долгий бесплодный день на пришвартованной у Рива дел ьи Скьявоне яхте, она чувствовала себя усталой и разбитой и теперь пыталась вспомнить, чему еще ее учили в академии ФБР.

Вверху, чуть ли не над головой, пронесся, с воем заходя на посадку, самолет. Аэропорт находился рядом, у кромки воды, неумолимо расширявшийся и из года в год подгребающий под себя по кусочку болотистой пустоши. Эмили подождала, пока утихнет рев двигателей, взяла высокий витой бокал, сделала глоток охлажденного шампанского «Дом Периньон», напомнив себе, что этот – последний, и откинулась назад, так что волосы едва не касались бурлящего следа за кормой. На Мэсситера она не смотрела, но чувствовала его пристальный, ни на секунду не оставляющий ее в покое взгляд.

– Куда именно мы направляемся? Я привыкла получать указания.

– Насчет указаний не беспокойтесь. А направляемся мы в локанду [ii]«Чиприани». Торчелло. Бывали там?

Эмили слышала об этом месте. Там в перерыве между утиной охотой и запоями Хемингуэй написал большую часть «За рекой, в тени деревьев». Она прочитала книгу еще в школе, когда проходила соответствующую фазу. Романтическая история, связавшая немолодого, искалеченного войной и умирающего американского полковника с юной и красивой итальянской аристократкой, показалась ей малоправдоподобной. Возвращенная любовь. Даже не зная биографии писателя, нетрудно было понять, что Хемингуэй описывает собственный случай, детально излагая растущие страхи и разочарования возраста, пытаясь убедить себя в том, что их можно уравновесить, если не устранить, присутствием девушки, готовой заниматься с ним любовью в гондоле. Мечта развратного старика – и трагедия состояла в том, что Хемингуэй тщетно надеялся скрыть этот факт от всех и в первую очередь от самого себя.