Уоррен Мерфи - Белые рабыни

– Понятно, – сказал капитан.

Батлер сунул руку в карман и вытащил из него полдюжины пакетов из фольги.

– Возьмите, – сказал он. – Это может пригодиться, чтобы ваш груз был… ну, скажем, более сговорчивым.

Капитан сунул пакеты в карман.

– Спасибо, – сказал он. – Между прочим, – спросил он с едва заметной усмешкой в углах рта, – можно мне будет попользоваться этим грузом?

Начальник штаба вооруженных сил Бусати на минуту задумался. Он думал о Хиллари Батлер, думал о ее теплой белой груди, думал о ее новом доме – белом здании за железными воротами и отрицательно покачал головой.

– В другой раз, капитан, – сказал он. Хиллари Батлер была последней, и случайное, походя, изнасилование было ни к чему. Оно не было бы достаточно ужасным – во всяком случае для той, чьи предки дали его предкам рабское имя. Как минимум, это должно быть групповое изнасилование под его личным руководством. Для начала. – Сожалею, – сказал он.

Капитан пожал плечами.

– Так не забудьте про первый мешок, – напомнил Батлер. – Десять минут хода и – за борт. Завтра течение должно прибить ее к берегу.

– Все будет сделано как вы сказали, полковник.

– О, между прочим, я теперь генерал. Меня повысили в звании.

– Уверен, вы это заслужили.

– Стараюсь, – ухмыльнулся Батлер.

Он взял у капитана ключи, легко сбежал по трапу и вернулся к своей машине. Впервые после прибытия в Штаты он включил кондиционер на полную мощность.

Через два часа Батлер уже снова был на борту реактивного «боинга-707», на пути домой – в Бусати.

«Последнее имя в списке, – подумал он. – Легенда начинает осуществляться».

На какое-то мгновение мелькнула мысль о том американце, Римо, и старом азиате, но он отмахнулся от нее. К этому времени они или уже вылетели из Бусати, или сидят в армейской тюрьме. В этом случае он уж постарается, чтобы они покинули Бусати подобру-поздорову. Только он, и он один, будет осуществлять легенду лони.

– Когда-то мы жили во дворцах. Наши здания поднимались до облаков. Наша страна была богата, и мы жили в мире. – Девушка отвернулась от Римо. Он лежал на спине на вершине холма и жевал травинку. – А теперь – вот он наш мир – сказала она с горечью и махнула рукой на то, что расстилалось перед ней. – Страна крытых тростником лачуг, страна нищеты, невежества и болезней. Страна, в которой хауса охотятся на нас, как на диких животных. Мы стали народом, для мужчин которого бояться так же естественно, как для коровы давать молоко.

Римо повернулся на левый бок, чтобы взглянуть на девушку. Она была высокая и стройная. На фоне ослепительно белого неба африканского полудня она казалась темнее, чем на самом деле. На ней была лишь короткая белая туника, вроде греческой тоги, которая на фоне раскаленного белого неба тоже выглядела темной. Она стояла спиной к Римо, а прямо перед ней, у подножия холма, он видел небольшую грязную деревушку – все, что осталось от когда-то великой империи.

– Могло быть и хуже, – сказал Римо.

– Да? – Девушка повернулась, подошла к Римо и с мягкой грациозностью опустилась на траву рядом с ним. – Что может быть хуже для моего народа?

– Уж поверь мне, – сказал Римо. – Вот ты жалуешься, что цивилизация прошла стороной мимо твоего народа. Да вы от этого ничего не потеряли! Я пришел сюда оттуда, что вы называете цивилизацией, но предпочел бы жить здесь. По крайней мере, если не пересекать дорогу хауса, то можно жить мирно.

Подвинувшись к девушке, Римо взял ее левую руку в свою.

Она инстинктивно отшатнулась, затем пришла в себя, но Римо уже отпустил ее руку. Принцессы Империи Лони обязаны были оставаться девственницами до тех пор, пока не выходили замуж. Они не знали мужчин, и ни один мужчина не знал их до тех пор, пока не состоялась специальная церемония по утвердившимся обычаям предков. Вполне возможно что его ладонь была первой мужской ладонью, которая когда-либо касалась красивой изящной руки принцессы Саффы из Империи Лони.

– Не отпускай меня, – сказала она. – Твоя рука такая теплая… Ты, конечно, прав: здесь все так мирно… Но спокойствие – как дождь. Он, конечно, приятен, но когда льет и льет без передышки, это уже совсем другое дело.

Она взяла руку Римо в свои руки, смолкла на мгновение, как будто бы шокированная собственной смелостью, и затем продолжала:

– Ты, например. Ты лежишь здесь сейчас, пожевывая травку, как корова, и рассуждаешь о том, как прекрасен мир, и тебе хорошо, но ты знаешь: как только сможешь, ты сразу вернешься в тот мир, который ненавидишь.

Римо промолчал – она была права. Когда он найдет и освободит взятых в рабство девушек и узнает, что случилось с Джеймсом Форсайтом Липпинкоттом, он уедет.

– А могу я остаться, если захочу? – спросил он, наконец.

– Не знаю. Легенда об этом молчит.

– Ах, да… Легенда.

С тех пор, как два дня тому назад они с Чиуном прибыли сюда, они, кроме как о легенде, мало о чем слышали. Чиун вместе со своими семью сундуками и всем остальным прекрасно устроился в самой лучшей соломенной хижине, которая только нашлась у лони. Правившая этой деревней принцесса Саффа – две ее младшие сестры-принцессы правили двумя другими деревушками – покинула этот дом, чтобы освободить место Чиуну.

– Черт подери, Чиун, это несправедливо, – сказал ему Римо. – Въехал бы куда-нибудь еще, чем выживать кого-то.

– Несправедливо? – удивился Чиун. – Что несправедливо? Что народ лони хочет выразить свое уважение человеку, который проехал тысячи миль, пересек океан только для того, чтобы отдать долг многовековой давности и вернуть им прежнюю силу?

– Ладно, ладно… Но выживать из дома их принцессу…

– Принцессу! Ты вдруг стал роялистом? Тогда запомни: принцессы и принцы, короли и королевы приходят и уходят. Но в мире есть только один Мастер Синанджу.

– Миру, конечно, здорово повезло, – съязвил Римо.

– Да, миру повезло, что у него есть я. Но еще больше повезло тебе, имеющему возможность греться в лучах величия Мастера.

И Чиун поселился в хижине принцессы Саффы.

Однако Римо из чувства протеста отказался жить с Чиуном под одной крышей. Он настоял на том, чтобы его поселили в самой маленькой хижине на окраине деревни. В первую ночь он замерз. Во вторую промок. Утром третьего дня с одеялом под мышкой он вошел в хижину Чиуна:

– Мне подумалось, может, тебе здесь одиноко, – сообщил он Чиуну. – Вот я и решил составить тебе компанию.

– Я счастлив, что ты обо мне так много думаешь, – сказал Чиун. – Но я не хочу, чтобы ты делал что-то против своих принципов.

– Да ладно, Чиун, все в порядке. Я уже решил. Я остаюсь.

– Нет, – заупрямился Чиун. – Я настаиваю.

– Прости, Чиун, но я не уйду. Хочешь ты этого или нет, я останусь и составлю тебе компанию.