Уоррен Мерфи - Укол мафии

Он с надеждой посмотрел на Римо, но тот никак не отреагировал. Полицейский понял – номер не удался. Оставался один выход. Словно ныряя в воду, он рванулся к лежащим телам, чтобы вытащить пистолет из пиджака одного из них. Пальцы сомкнулись было на рукоятке, но тут рука отказала ему. Он поднял взгляд и успел заметить руку, мелькнувшую по направлению к его запрокинутому лицу. Больше он ничего не чувствовал. Лицевые кости были раздроблены.

Римо посмотрел на трех мертвецов, распростертых на деревянном полу рубки, и на мгновение почувствовал отвращение к себе. Потом в его памяти всплыл пароход, фотография молодой наркоманки, погибшей из-за наркотиков. Римо опять взглянул на трупы людей, которые тоже участвовали в этом грязном деле, прикрывая торговлю наркотиками. В нем вспыхнула ярость, от которой его бросило в жар, и он сделал то, что Римо Уильямс никогда не делал. Он решил привлечь внимание к происходящему.

Бедняга Скорич, по крайней мере, погиб при исполнении служебных обязанностей. Товарищи по работе отдали ему последние почести. Его близкие смогут им гордиться. А эти три свиньи… Римо постарается сделать так, чтобы город не провожал их в последний путь с духовым оркестром.

Утром взойдет солнце, и на фоне ранних солнечных лучей проступит черный остов корабля. Солнце будет подыматься в небе, и станут видны все детали корабля. На причале появятся люди и окинут корабль привычным и равнодушным взглядом. Но потом кто-нибудь снова посмотрит на корабль повнимательнее и обратит внимание на якорь и перекрестится, потому что увидит: на тупые лапы якоря нанизаны, будто чудовищные рыбины, трое мертвых полицейских.

Майрон Горовиц влюбился. Его девчонка была не просто самой красивой в мире, она собиралась его озолотить, да так, что ни одной душе на Пелхэм-Парквей и не снилось.

Разве не она построила ему эту фабрику по производству таблеток? Не исключено, что другой такой нет в мире. Полностью автоматизированная. Ею мог управлять всего один человек, и этим человеком был он, Майрон Горовиц, выпускник университета Рутджерса по специальности фармацевт-исследователь. Только он. Больше никого на фабрике не было, кроме, конечно, уборщика, которого Майрон отправил домой, и счетовода, помогавшего ему вести финансовую документацию.

Он предполагал, что сегодня она придет сюда по какому-то делу. Наверное, по делу, но на всякий случай он проверил готовность кушетки в кабинете. Там было чисто, из проигрывателя лилась тихая музыка, стояли бутылка «Чиваз Ригл» и два бокала, так что все было готово на случай, если представится шанс поговорить не только о делах.

Ничего особенного в таких встречах в поздний час не было, если не знать, что в потайном подвальном помещении под одноэтажным зданием фабрики спрятаны четыре грузовика с прицепами вместе с замерзшими насмерть водителями. Груз оставался в полной сохранности и ждал превращения в порошки, таблетки, мази и сироп любой концентрации.

Четыре полных прицепа. Пятьдесят тонн девяностовосьмипроцентного героина. Пятьдесят тонн! Американские торговцы наркотиками продают восемь тонн в год. На шесть лет хватит. Пятьдесят тонн. Горовиц сидел на них.

Пятьдесят тонн. Горовиц частенько занимался арифметическими подсчетами. Пятьдесят тонн – это сто тысяч фунтов, их будут делить и делить на все более мелкие порции и разбавлять на каждом этапе. На черном рынке розничная цена фунта героина – сто тысяч долларов. За один фунт. А он сидел на ста тысячах фунтов.

Он знал, что есть трудности с доставкой. Кругом слежка и контроль. Но он уже вывез немного в пузырьках из-под аспирина, немного под видом порошков для желудка, за последние две недели фунтов сто. Наркоманы-покупатели выложат за них десять миллионов долларов.

Майрон Горовиц никогда не задумывался над моральным аспектом своего бизнеса. Наркотики – как алкоголь. Малые дозы никогда еще вреда не приносили. Каждому известно, что почти все доктора балуются наркотиками. Тем не менее продолжают лечить, делать операции, принимать роды, и вроде бы никого это не волнует. В определенном смысле он делает добрее дело: поставляет их в очищенном виде, а значит, помогает предотвратить случайную смерть от неочищенных наркотиков. Поскольку товара много, наркоманам не придется красть лекарства, а значит, хоть немного снизится преступность.

Перед зданием фабрики мигнули фары, и он набрал номер местной электронной охранной службы.

– Это Майрон Горовиц. Код 36-43-71. Я открываю входные двери фабрики «Либерти драгс» на Либерти роуд. Отлично. Верно.

Он положил трубку и направился к дверям. Сквозь матовое стекло он увидел знакомый силуэт темного седана, заезжавшего за здание фабрики подальше от проезжей дороги. Он подождал немного и, заслышав звук шагов, открыл дверь.

Синтия Хансен быстро скользнула внутрь, и он закрыл дверь.

Майрон повернулся и пошел следом за ней по темному коридору к своему кабинету, где были зажжены две большие лампы. Идя позади, он не мог удержаться и обхватил ее обеими руками, но она резко остановилась и холодно сказала:

– Я по делу, Майрон.

Он неохотно убрал руки.

– Последнее время ты только по делам со мной и встречаешься, – проскулил он.

– Очень серьезные события, – сказала она, – и я сейчас не в настроении. Но скоро все станет по-прежнему, – и она выдала ему намек на улыбку.

Этого было достаточно, чтобы Майрон Горовиц воспрял духом – возродилась надежда, что стерео, «Чиваз Ригл» и приготовленная кушетка возымеют действие.

Синтия Хансен вошла в кабинет и выключила музыку. Поставила бутылку в переносной бар и убрала бокалы. Потом взяла стул и села за письменный стол напротив Горовица.

Она не теряла времени.

– Груз внизу. Сколько ты можешь расфасовать?

– Фабрика сейчас работает бесперебойно, – ответил он, – в разных видах упаковки пятьсот фунтов героина в неделю. А как ты его переправишь? В этом ведь была проблема, так?

– Да, в этом. Власти наняли ищейку, и он наделал много неприятностей.

– Я читал о Верильо. Видно, он действительно был в тупике, коли разнес себе башку. А я-то думал, что эти бандюги не способны на такое.

– Для тебя он мистер Верильо, – сказала Синтия Хансен. – И не думай, что он был бандитом. Он умер, чтобы не вывести эту ищейку на тебя и на меня. Заруби себе на носу.

– Прости, Синтия, – пробормотал Горовиц. – Я не хотел…

– Ладно, – сказала она. – Эта ищейка – Римо Барри. Его должны были вывести из игры. Я думаю, наши парни сегодня позаботились о нем. А я нашла способ переправки героина. Ты точно сможешь фасовать по пятьсот фунтов а неделю?

– По меньшей мере пятьсот, – сказал он, – очищенный на 98 % героин. Знаешь, сколько это стоит? – спросил он.