Уоррен Мерфи - Вторжение по сценарию

Когда над горой Джила занялась заря, Бартоломью Бронзини вот уже час как был на ногах. Наскоро позавтракав в ресторане при отеле, он вернулся обратно в номер, чтобы провести обычную ежедневную тренировку.

Когда Бронзини вышел из вестибюля гостиницы, его удивили две вещи. Было холодно – градусов пять тепла, не больше, и нигде не было видно демонстрантов от профсоюза.

Заглянув в вестибюль, Бронзини спросил у девушки-регистраторши:

– Как, никаких пикетчиков? Что случилось?

Придвинувшись к нему поближе, та прошептала:

– У меня подруга работает в «Рамаде», они там остановились. Так вот, она говорит, что сегодня ночью все эти профсоюзные деятели сбежали, не заплатив по счетам.

– Наверное, деньги кончились. Спасибо.

Пикетов не было и на ведущей к съемочной площадке дороге, когда Бронзини подъехал туда на своем «Харли». Впереди стоял охрана – двое японцев около сломанного танка Т-62, которые попытались остановить его, но Бартоломью даже не сбавил скорости.

– Да они совсем с ума посходили, не пускают меня на съемочную площадку, – пробормотал Бронзини сквозь зубы. – Что я им, Грета Гарбо, что ли?

В палаточном лагере никого не было, только невдалеке один из танков, на время превращенный в бульдозер, засыпал песком траншею.

Проехав дальше, к основной съемочной площадке, Бронзини был немало удивлен, увидев, что там происходит.

Перед ним было около тысячи человек, выстроенных в боевом порядке. Люди были одеты в коричневую форму Народно-освободительной Армии, каждый держал свой Калашников на караул. По обе стороны от солдат в идеальном порядке стояли танки и бронетранспортеры, около которых в ожидании команды стояли их экипажи.

Перед этой маленькой армией, спиной к Бронзини, стоял Джиро Исудзу.

Соскочив с мотоцикла, Бронзини направился прямо к нему.

– Бронзини-сан, что вы здесь делать так рано? – с легким раздражением в голосе спросил продюсер.

– Отличная форма, Джиро, – спокойно заметил Бронзини. – Если ты собираешься принять участие в массовке, то кто же будет режиссером? Один из разнорабочих?

Джиро Исудзу, помрачнев еще больше, ответил:

– Иногда мне придется руководить съемками, находясь прямо в кадре. Вы же знаете, как это делается.

– Да, я когда-то пробовал себя, как режиссер, – признал Бронзини. – Вот только меч мне для этого не требовался.

Схватившись за рукоять своего парадного меча, в котором Бронзини, как знаток, узнал настоящее оружие самурая, Джиро выпалил:

– Меч приносить удачу. Он в моей семье уже много поколений.

– Постарайся только об него не споткнуться, – посоветовал Бронзини, и перевел взгляд на стройные ряды массовки. Между ними сновали люди из съемочной бригады, раздавая почтовые конверты.

– Мы снимаем, как китайские солдаты готовиться к бою, – невинно объяснил Джиро Исудзу. – Вы нам пока не нужны.

– Правда? – откликнулся Бронзини, заметив, что японцы из съемочной бригады тоже были в военной форме. Часть из них, вооружившись видеокамерами «Нишитцу», снимала происходящее, а высоко над ними студийный кран проносил оператора, который спешил увековечить эту впечатляющую панораму на кинопленку. – А что, операторы тоже носят форму?

– Нам придется использовать всех, кого только можно. Для массовки не хватает людей.

– Ага. – На глазах у Бронзини, японцы присели на корточки, и вынув из-за пояса ножи, принялись обрезать на руках ногти, а потом каждый отхватил у себя по пряди волос. Все это они старательно заклеивали в конверты.

– А это, черт побери, для чего? – спросил Бартоломью.

– Китайский военный обычай. Солдаты, отправляющиеся в бой, посылают домой часть своего тела, чтобы родственники смогли захоронить ее, если они не вернутся.

– Неплохая деталь, – хмыкнул Бронзини. – Но тебе не кажется, что эмблема Американской Экспресс-почты будут выглядеть на экране несколько не к месту?

По рядам прошли люди, собравшие конверты, и затем, по знаку Исудзу, солдаты поднялись на ноги и прокричали: «Банзай!»

– Банзай? – изумленно воскликнул Бронзини. – Может быть, я чего-то не понимаю, но ведь «Банзай» – японское слово!

– Люди немного увлеклись. Мы отредактировать при монтаже. Хорошо?

– Мне нужно получить согласие технического консультанта. Он как раз должен сегодня приехать. Я не допущу, чтобы картина с моим участием превратилась в кусок дерьма, ясно?

– Мы уже оставили ему записку в отеле, с просьбой встретиться на съемках десанта. Хорошо?

– Ничего хорошего я тут не вижу. Только вчера я перечитывал сценарий, и хотел спросить об одной вещи. Я понимаю, что у нас, конечно, японский фильм, но разве человек, которого я играю, обязательно должен умирать?

– Вы – герой, и умираете, как герой. Трагическая сцена.

– А эпизод, когда американцы сбрасывают на свой город атомную бомбу?

Что это, по-вашему, такое?

– Это счастливая развязка. Злобные китайцы гибнут все до одного.

– Да, вместе с остальным гражданским населением. Как насчет того, чтобы переделать это место?

– Возможно. Давайте обсуждать позже.

– Ладно, – согласился Бронзини, оглядывая стоящих строем солдат. Потрясающее зрелище. Сколько здесь человек?

– Больше двух тысяч.

– Что ж, надеюсь, они обошлись вам недорого. На съемках «Гранди-4» у нас был из-за этого перерасход в бюджете.

– Пока мы укладываемся и в бюджет, и в съемочный график. Пожалуйста, подождите в основном лагере.

– Хорошо, но у меня осталась еще пара вопросов. Что это там закапывают около лагеря?

– Мусор.

– Ого! Индейцы, конечно, будут в восторге, когда узнают, что мы превратили их резервацию в помойку.

– Индейцам заплатили. Они не создавать проблем. Кроме того, мы договорились с профсоюзом. Они согласны не мешать съемкам, а мы учтем их требования в следующем фильме. А теперь идите.

– Дайте знать, когда будете снимать первую сцену. – Бронзини взглянул на часы. – В это время года у нас есть полдня до наступления «волшебного часа».

– Волшебный час?

– Именно. После захода солнца, в течение часа еще достаточно светло, чтобы снимать. Американские режиссеры называют это время «волшебным часом».

Только не говорите, что никогда не встречались с этим термином.

– Это первый фильм для Нишитцу.

– Неужели? – спросил Бронзини, влезая на мотоцикл. – И, насколько я могу судить, Джиро, он же станет последним. Остается только надеяться, что вы не потяните вслед за собой на дно и меня.

И с этими словами, поддав газу, Бронзини умчался в сторону основного лагеря.

Римо Уильямс прибыл на авиабазу Льюк ровно в восемь утра. Притормозив взятый напрокат автомобиль у въезда на базу, Римо подождал, пока к нему подойдет часовой в летной форме.