Мари Хермансон - Двойная жизнь

– Да, и вправду очень быстро. А какое, собственно, преступление вы расследуете? – осторожно спросила Ивонн, когда обе женщины шли по коридору.

– Одно убийство.

Ивонн колебалась: она сгорала от желания обо всем узнать.

– Убийство… полагаю, что подозреваемый сам к вам явился и во всем сознался?

– Нет.

– Но откуда же тогда известно, что у вас в руках настоящий преступник?

Ивонн изо всех сил пыталась говорить так, будто это было всего-навсего обычное любопытство, тем не менее она и сама почувствовала, насколько пронзительно прозвучал ее голос.

– Он во всем сознался, – спокойно продолжила следователь. – Улики против него слишком веские. А после признания он стал очень разговорчивым и с готовностью вызвался нам помочь.

– Улики, – растерянно повторила Ивонн. – Вы имеете в виду его волосы, ДНК и тому подобное? Но неужели при таком давнем преступлении это еще возможно?

– Давнем? – Женщина-полицейский с недоумением посмотрела на нее. – Что вы хотите этим сказать? Убийство было совершено три дня назад.

Оставшуюся половину дня Ивонн провела как в тумане. На совещании с участием Циллы и еще двух ее клиентов она была совершенно рассеянной и невнимательной, а во время обеда с руководителем одного большого образовательного центра главным образом молча жевала, позволяя гостю самому вести беседу. После трех у нее больше не было никаких запланированных встреч, и по этой причине она пошла домой, чтобы не нанести еще большего вреда собственной фирме.

Перед началом выпуска региональных новостей Ивонн включила телевизор. Это сообщение оказалось в числе самых первых. Камера оператора показала предместье крупным планом: при виде хорошо знакомых фасадов домов, спрятавшихся в уютной зелени, Ивонн почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, словно она слишком переусердствовала с деликатесом.

За кадром послышался голос ведущей: «Здесь, в этом безмятежном тихом предместье…» – и сразу после этого на экране появился дом номер 9 по улице Орхидей, с высоким и узким фронтоном, увитым плющом, и с такой же увитой зеленью, вытянутой двухскатной крышей. Далее следовали ступеньки крыльца, которые она так часто собственноручно подметала (и даже мыла, поскольку Бернхард не хотел, чтобы на них рос мох), потом калитка в сад, которую она так часто открывала и закрывала, и запущенный сад, который теперь едва угадывался. И вокруг участка по всему периметру была натянута бело – голубая лента оцепления, словно бант на подарке гигантских размеров.

Ведущая новостей рассказывала о том, что произошло: проживавшая по этому адресу женщина, отбывавшая тюремное наказание, проводила дома свой отпуск. Когда в воскресенье она не явилась обратно в тюрьму, ее объявили в розыск.

Полицейские разыскали мужа этой женщины, и тот сообщил, что в воскресенье после обеда лично отвез ее на вокзал. Но имевшиеся в доме следы вызвали у полиции подозрения. Позднее в так называемом каменистом саду возле дома под галькой был обнаружен труп женщины с многочисленными ножевыми ранениями. Мужчину арестовали, и он признался в убийстве.

– Ужасно, – заметила Вивьен, сидя в своем лиловом доме, в то время как ее муж Хассе пытался утихомирить лающего карликового спаниеля. Женщина, наклонившись поближе к экрану телевизора, подняла вверх зрачки и дрожащими поджатыми губами произнесла, словно подводя итог этой такой чуждой им кровавой драмы: – Здесь.

Пожелав Симону спокойной ночи, Ивонн сказала, что ей нужно еще ненадолго отлучиться и что ему не стоит беспокоиться, если, проснувшись ночью, он никого не увидит дома. Ивонн довольно часто приходилось допоздна засиживаться на своих мероприятиях. Симон уже привык к этому и знал, что в любой момент мог дозвониться до матери по мобильному телефону.

В полночь, когда, по предположениям Ивонн, большая часть населения уже спала, она отправилась в предместье. Женщина припарковала машину там, где обычно это делала, и пошла по улице Орхидей. Она, не останавливаясь, прошла мимо дома под номером 9, бросив на него лишь мимолетный взгляд. Пройдя еще двадцать метров вперед, туда, где улица заканчивалась поворотной петлей, Ивонн вошла в лес.

Еще при въезде в предместье она успела заметить, что светит полная луна, и теперь, среди деревьев, когда уличные фонари остались позади, она смогла отчетливо увидеть ярко-белый и такой в некотором смысле далекий свет, который, как казалось, так мало общего имел с миром людей.

Ивонн прошла немного в глубь леса параллельно ленте оцепления, при этом ни на мгновение не упуская из виду дом и сад возле него, что – бы не проглядеть возможных часовых. Но дом никто не охранял. Издаваемые вертушкой отдельные беспорядочные звуки еще какое-то время разносились по округе при свете луны, а потом растворялись в ночной тиши.

Поравнявшись с каменистым садом, Ивонн остановилась. В просвете между маленькими камнями и лиственными деревьями она увидела искусственный пруд. Полицейские, должно быть, закопали разрытое место, поскольку слой гальки был таким же ровным, как и прежде, а может, даже еще ровнее. Он был совсем темным, а при свете луны и вовсе выглядел как настоящая водная гладь.

Казалось, что лунный свет отбрасывает на него свои серебристые блики. Ветер стих, и – о, как странно! – на поверхности пруда женщина увидела дрожащее и при этом совершенно четкое зеркальное отражение изящных бамбуковых листьев, кистей мискантуса, а между ними часть дома со свинцово – темными окнами спальни. Но как такое возможно? Как на поверхности гальки могло что-то отражаться?

Оглядевшись, Ивонн нашла маленький камешек и бросила его в пруд. Он булькнул с характерным звуком. При свете луны сверкнули брызги и по воде побежали круги.

Ивонн нашла магическое слово, превращавшее камни в воду. Должно быть, она, сама того не осознавая, произнесла его. Неужели она даже не догадывалась о том, что это слово было настолько заурядным, что не сразу обращало на себя внимание?

Вероятно, это слово, превращавшее воду обратно в камни, было таким же простым и знакомым ей, и кто-то, незаметно для самого себя, произнес его вслух.

Ивонн вышла из леса, ветви деревьев которого загораживали ей весь обзор, и сразу же увидела, что вокруг пруда высились горы земли и гальки. И она вспомнила рассказ Бернхарда о том, что прежде здесь всегда скапливалась вода и они вместе с женой рыли канавы и засыпали эту промоину. Похоже, в этом месте бил родник, и, как только полицейские начали здесь копать, вода сразу же заполнила яму.

Ивонн, приподняв ленту оцепления, проползла под ней и уселась на скамейку.

Она пришла сюда, чтобы в последний раз полюбоваться на каменистый сад, на это удивительное место, немного напоминавшее ей могилу.