Йозеф Гелинек - 10-я симфония

— Просто ущипнул. Инситато не хотел причинить мне вреда, просто выказал свое недовольство. Иди, поставь его в стойло.

Наездник послушался и попрощался с Беатрис. Через три дня по Школе прошел слух, что она нездорова.

На этот раз нездоровье девушки было подлинным, речь не шла ни о какой военной хитрости, придуманной отцом, чтобы распугать ее ухажеров.

Беатрис стала жаловаться, что ей больно глотать и трудно двигать челюстью, и дон Леандро тут же вызвал придворного медика, который поставил верный, хотя и запоздалый диагноз.

Хотя clostridium tetani — латинское название, которым ученые окрестили возбудителя столбняка — не был открыт до конца XIX века, врачи со времен Античности знали фатальную связь между некоторыми ранами и параличом мышц, который они вызывают. Заражение столбняком, вакцина против которого была получена лишь накануне Первой мировой войны, почти неизбежно приводило к смерти. Оно вызывается мощным нейротоксином, тетаноспазмином, проникающим через двигательные волокна периферических нервов в центральную нервную систему.

Выслушав диагноз, отец Беатрис, прекрасно знавший, как протекает эта болезнь и каковы ее ужасные последствия, пошел прямо к дочери, которая уже страдала от первых мышечных судорог, и спросил:

— Беатрис, это очень важно: в последние дни у тебя не было никакой раны?

— Никакой, отец, — ответила девушка слабым голосом, с трудом выговаривая слова.

— Я недавно видел тебя с гвоздями и молотком в руках на полу твоей комнаты. Ты уверена, что не укололась ничем заржавленным?

— Уверена, отец. Только легкий укус коня, вот здесь, на шее.

Беатрис на секунду сдвинула платок, прикрывавший след от укуса Инситато — какой-нибудь недоброжелатель мог подумать, что это след от поцелуя пылкого любовника, — и отец увидел ранку, которую его дочь так тщательно прятала.

— Взгляните, доктор.

Доктор осмотрел рану и подтвердил, что заражение произошло из-за нее.

— Если рана обильно кровоточит, ее промывают водой с мылом и оставляют открытой, тогда вероятность заражения очень мала. Но, как я вижу, ваша дочь несколько дней завязывала рану, и та, хотя и не очень глубокая, не подживала на воздухе.

Дон Леандро закрыл лицо руками в бессильном отчаянии. Так он просидел довольно долго, потом, не думая о том, что дочь его слышит, спросил:

— Она умрет, доктор?

Доктор, смущенный тем, что ему надо отвечать в присутствии девушки, молчал. Дон Леандро, видя, что тот не отвечает, поднялся с края кровати, в ярости схватил врача за лацканы и потряс:

— Отвечай, лекарь! Я тебя спрашиваю: она умрет?

Ярость отца напомнила ей печальное происшествие, случившееся несколько дней назад с ее любимым Бетховеном, и Беатрис вмешалась, чтобы остановить дона Леандро:

— Отец, он не виноват!

— Ты права, — согласился дон Леандро, отпуская доктора. — Скажи мне, что это был за конь! Скажи, какой конь тебя куснул!

— Отец, что ты хочешь сделать?

— Я убью эту скотину сию же минуту. Скажи мне его кличку! Сейчас же!

Беатрис собиралась назвать Инситато и его наездника, Робишона де ла Гериньера, но не смогла этого сделать, потому что ее буквально разорвала боль в животе, такая сильная, как если бы ей ножом вспороли чрево, чтобы извлечь из него младенца.

Доктор сумел с помощью лауданума снять этот первый приступ боли, но был бессилен перед характерными проявлениями болезни, которые с течением времени становились все более частыми и мучительными.

— Если бы конь укусил ее не в шею, — говорил удрученный медик дону Леандро, — возможно, я мог бы что-то сделать. Но сейчас слишком поздно, инфекция поразила весь организм.

Беатрис де Касас умерла через двое суток после того, как ей был поставлен диагноз, — от удушья, вызванного параличом дыхательных мышц.

В церкви, залитой светом свечей, где Бетховену нельзя было появиться, поставили закрытый гроб, потому что столбняк наложил отпечаток на лицо девушки: оно застыло в сардонической усмешке, от которой бросало в дрожь.

Судьба распорядилась так, что Беатрис де Касас, женщина, вдохновившая Бетховена на самую революционную из его симфоний, умерла семнадцатого декабря. Сам композитор родился в этот день в 1770 году.

Еще двенадцать цифр. Именно они, по мнению судьи и судебного врача, отделяли Даниэля от сейфа со спрятанной в нем партитурой Десятой симфонии. В каком-то австрийском, возможно венском, банке Томас хранил бесценную рукопись, но как установить, о каком именно сейфе идет речь? Не хватало двенадцати цифр, которые теоретически должны были быть зашифрованы в татуировке на голове убитого музыканта и которые Даниэль Паниагуа, сколько ни думал, не мог расшифровать. А если судья и судебный врач ошибаются и часть шифра находится в другом месте, скажем, скрыта в другой татуировке? Быть того не может, ведь тело Томаса до последней складочки на коже осмотрела и обследовала целая команда патологоанатомов. А если убийца уже разгадал шифр и, завладев партитурой, уехал за тысячи километров? В таком случае все равно следует отыскать банк: служащие, возможно, дадут подробное описание внешности убийцы, и это поможет вернуть партитуру. День ото дня становилось все очевиднее, что до конца расшифровать нотную запись означает задержать преступника, обезглавившего музыковеда.

Выйдя из кабинета доньи Сусаны, Даниэль первым делом позвонил своему другу Малинаку, чтобы выяснить, не связана ли фамилия де Касас с Испанской школой верховой езды. Затем нажал кнопку голосовой почты и убедился, что получил два сообщения, на которые он стал отвечать по очереди. Сначала позвонил Умберто, чья свадьба с Кристиной должна была состояться через три дня:

— Получил твое сообщение, но, как всегда, ты не говоришь, в чем дело.

— Нас просили держать это в тайне, но ты мой друг, и я скажу тебе правду: Алисия приедет на свадьбу, а главное…

— Как? Она мне ничего не говорила, — перебил его Даниэль.

— Она хочет сделать тебе сюрприз.

— Значит, когда я увижу Алисию, мне надо прикинуться дурачком и сказать, что я не знал о ее приезде?

— О чем ты говоришь? Сюрприз не в том, что она приедет, а в том, что она собирается оставить ребенка.

Даниэль, у которого не было никаких известий от Алисии после их разговора о географических координатах, зашифрованных в татуировке, сначала решил, что друг его разыгрывает. Но тут же понял, что это не тот случай, когда Умберто стал бы шутить, и безоговорочно поверил.

— Когда она тебе сказала?

— Она сказала не мне, а Кристине. А я случайно снял трубку, потому что собирался звонить, не зная, что линия занята.

— А пол ребенка ты не узнал?

— Ты что думаешь, я информационное агентство?