Крейг Расселл - Брат Гримм

— Были моменты, когда я не верил, что мы сумеем схватить этого парня, — негромко размеренным тоном произнес Фабель. — Я опасался, что, оставив за несколько недель горы трупов, он исчезнет. До следующего приступа. Уже возникла короткая пауза. — Повернувшись лицом к аудитории, он закончил: — Сегодня нам предстоит очень, очень трудный день, и к концу его преступник будет за решеткой.

Никто не сказал ни слова, но у всех как-то сразу исчезла сонливость.

— Он очень умен, — продолжал Фабель. — Безумен, но в то же время умен. Это — работа всей его жизни, и он продумал план действий в мельчайших деталях. Все, что он делает, имеет значение. Каждая деталь является звеном одной цепи. Но есть одно звено, которое выпало из нашего поля зрения. — Он положил ладонь на первую фотографию и сказал: — Паула Элерс… снимок сделан за день до ее исчезновения. Что вы видите?

— Счастливую радостную девочку. — Вернер уставился на фотографию так, словно надеялся силой взора выдавить из нее новую информацию. — Счастливая девочка на праздновании своего дня рождения.

— Нет, — сказала Мария Клее. Она подошла к демонстрационной доске и обежала взглядом все фотографии, как только что сделал Фабель. — Нет… дело не в ней. Все дело в торте… — Мария посмотрела в глаза Фабеля и закончила: — В торте, купленном на день рождения.

Фабель мрачно улыбнулся, но ничего не сказал, позволяя Марии развить мысль.

— Марта Шмидт… девочка, найденная на берегу Эльбы. В ее желудке не было ничего, кроме остатков жалкой еды из ржаного хлеба. — Мария перешла к следующей фотографии, и в ее голосе зазвучали железные нотки. — Ханна Грюнн и Маркус Шиллер… хлебные крошки на носовом платке… Кроме того, Маркус Шиллер был одним из владельцев пекарни…

Пока Мария говорила, Фабель кивнул Анне и сказал:

— Свяжись с центром предварительного заключения в Фирланде и скажи, что мне срочно надо поговорить с Питером Ольсеном…

Тем временем Мария перешла к третьей фотографии.

— Лаура фон Клостерштадт. Что же мы имеем здесь?

— Еще одно празднование дня рождения, — ответил Фабель. — На сей раз весьма гламурное. Организовано ее агентом Хайнцем Шнаубером. Шнаубер сказал мне, что он всегда хотел сделать так, чтобы Лаура ощутила это личным праздником, а не просто очередным шагом в пиар-кампании. Он сказал, что устраивал для нее маленькие сюрпризы — подарки… специальные торты. Надо узнать, какая компания доставляла кондитерские изделия.

— Бернд Унгерер… — Мария перешла к следующему снимку с таким видом, словно, кроме нее, в комнате никого не было. — Ну конечно. Торговое оборудование. Духовые шкафы для пекарен… А Лина Риттер — наша Красная Шапочка — имела в своей корзиночке свежевыпеченный хлеб.

— Сказки, — сказал Фабель. — Мы все давно поняли, что имеем дело со сказками. С миром, который по своей сути совсем не такой, каким видится. В сказках все имеет свое значение, все является символами. Большой злой волк никак не связан с реальными волками и со всем тем, что нас окружает. Мать олицетворяет собой все доброе и хорошее, что есть в природе, а мачеха, являясь оборотной стороной медали, символизирует злые и разрушительные силы природы. А всякого рода выпечка может представлять собой как нечто простое и доброе в виде свежего хлеба, так и греховное желание в форме разного рода сладостей. Эти мотивы прослеживаются во всех немецких сказках.

— Шеф, — позвала Анна, прикрывая ладонью микрофон телефонной трубки, — начальник охраны был страшно недоволен, но Ольсен все же на линии.

Фабель взял трубку и сказал:

— Ольсен, вам представился шанс полностью снять с себя подозрение в убийствах. Вы помните наш разговор об Унгерере, торговце оборудованием для пищевой индустрии?

— Да…

— Повторите, пожалуйста, слова Ханны о том, как он на нее смотрел.

— Что… Не знаю… Ах да… Она говорила, что он обшаривал ее взглядом с головы до ног. Клал на нее свой грязный глаз.

Да, подумал Фабель, и эти глаза были выдавлены из орбит и положены на другое тело.

— Были ли в пекарне другие люди, чье внимание могла привлечь Ханна?

— Подавляющая часть мужского персонала, — рассмеялся Ольсен.

— А если говорить о ком-то особо? — нетерпеливо спросил Фабель. — О том, кто ее постоянно донимал.

На другом конце провода повисло молчание.

— Прошу вас, герр Ольсен. Это чрезвычайно важно.

— Нет… такого не было. Ее босс — главный пекарь герр Бидермейер был чрезвычайно строг по этой части. Ханна даже жаловалась ему на Унгерера, и герр Бидермейер пообещал поговорить с фрау Шиллер.

Теперь замолчал Фабель.

— Это все, что вы хотели узнать? — неуверенно поинтересовался Ольсен. — Это снимает с меня подозрения?

— Наверное… Скорее всего да. Но я с вами еще свяжусь. — Фабель положил трубку и сказал, обращаясь к Анне: — Позвони в криминальную полицию Касселя и спроси, не отмечала ли Марта Шмидт день рождения за несколько дней, предшествовавших ее похищению.

— О’кей, шеф. Однако, учитывая характер семейства, это маловероятно. Не думаю, что наркоманы-родители могли устроить для нее вечеринку или пригласить куда-то поужинать.

— Самое печальное, Анна, то, что Марта могла сама позаботиться об этом. Она, вероятно, была единственным более или менее ответственным членом семьи. Единственным взрослым человеком, — со вздохом сказал Фабель (образ Марты Шмидт, отмечающей день рождения без подарка и в одиночестве, причинял ему боль). — Кроме того, позвони Элерсам и поинтересуйся, кто обслуживал празднество. Я хочу знать, откуда поступил торт. — Повернувшись к Марии Клее, он закончил: — А тебя я попрошу связаться с агентом Лауры фон Клостерштадт Хайцем Шнаубером и спросить у него, кто был поставщиком сладостей и кто готовил праздничный торт.

10.00, пятница 30 апреля. «Пекарня Альбертус», Бостельбек, Хаймфельд, Гамбург

Фабель получил ответы на все свои вопросы. В любом случае полученных ответов было вполне достаточно для того, чтобы приступить к действиям. Полиция Касселя пока не могла подтвердить, отмечала ли Марта Шмидт день рождения незадолго перед похищением, но зато Анна узнала, что мать Марты так и не вернулась домой после идентификации тела дочери. Фабель вывело из себя то, что Комиссия по расследованию убийств узнала о случившемся в Гамбурге самоубийстве Ульрики Шмидт от полиции Касселя. Эта информация должна была поступить к нему из комиссариата того округа, где это произошло. Когда раздражение, вызванное прорехами в координации информации, несколько утихло, Фабель вспомнил, насколько жестко Анна вела себя по отношению к Ульрике, считая ее бессердечной, замкнутой лишь на своей личности наркоманкой. Анна ошибалась, Ульрика все же была матерью. Правда, на свой лад.