Теренс Стронг - Смерч над Багдадом

Чехол с машины скинули за несколько минут. С виду она ничем не отличалась от крытых грузовиков для перевозки фруктов, которые в сезон сбора урожая заполоняли критские дороги. Высокие борта скрывали шесть круглых отверстий в брезентовой крыше, проделанных для шести самодельных восьмидюймовых орудий, которые нацелятся на ничего не подозревающую американскую базу.

Мойлан наблюдал за погрузкой ящика из-под чая, в котором лежали бомбы.

— Помните, радио постоянно держать включенным на прием. Если все пойдет по плану, вы услышите сигнал к атаке — «шершень» — между полночью и часом ночи. Отмена по сигналу «белая моль», но я надеюсь, посылать его не придется. В любом случае возвращайтесь в Ханью, снимите там комнату на двое суток. Потом двигайте в Ираклион и присоединяйтесь к нам на борту яхты.

Все смотрели, как О’Хейр запускает мотор. Покашляв несколько раз в сыром воздухе, он наконец заурчал, и этот рокот постепенно затих в темноте.

Воцарилась тревожная тишина.

— Там в амбаре постельное белье, — сказал Мойлан Михалису, — можете поспать в своей машине. Только я заберу ключи.

Грек швырнул их ему.

— Не доверяете?

Мойлан улыбнулся.

— Я никому не доверяю.

— Значит, вы очень несчастный человек, — мрачно заметил Михалис. — И вам суждено вечное одиночество.

Мегги пошла за Мойланом в амбар и молча ждала, пока он застилал простынями охапки чистой соломы.

— Зачем нам задерживаться на двое суток? Этого слишком мало, чтобы полиция прекратила поиски, тем более после обстрела и взрывов.

— Ага! Снова рассуждаешь, как настоящая террористка? — взглянув на нее, саркастически заметил он. — А я уже было потерял всякую надежду.

Она покачала головой.

— Просто хочу поскорей выбраться отсюда и вернуться назад к малышу.

— И к Максу?

— Не знаю. — Хриплый голос звучал неуверенно. Она много передумала, узнав о нем правду. И мысли все время шли по кругу. Ей все еще трудно было поверить, что их совместная жизнь и любовь Макса — обман.

— Не будем мы ждать двое суток. Это я говорил для О’Хейра и Салливена.

Она опустилась на простыни, слишком измученная, чтобы осознать слова Мойлана.

— Что ты хочешь сказать?

— Они никуда не уедут.

В глазах ее вспыхнула тревога.

— Но ты ведь не собираешься…

Он присел рядом с ней.

— Нет, мышка-норушка, они сами найдут свой конец, когда будут стрелять.

— Взорвутся? Это ловушка?

— Нет, особого взрыва не будет. Только в бомбах сибирская язва и еще кое-что. Через два дня они умрут.

Она пристально смотрела на него, и его позабавило выражение всепоглощающего страха в ее взгляде.

— Не верю. На это никто не способен. Даже ты! — Она вдруг припомнила, что в выпусках «Всемирных новостей» в последнее время звучат постоянные рассуждения о том, что в руках Саддама Хусейна химическое и бактериологическое оружие и что он не остановится перед его применением. — О Господи, Кон, нет!

— «О Господи, Кон, нет»! — передразнил он. — О Господи, мышка, да! С иракскими деньгами я снова начну борьбу с англичанами у нас дома. Выкину всех идиотов из Совета ИРА и сделаю то, что давно следовало сделать.

Она поняла — он говорит именно то, что думает. Его речи вернули ее на много лет назад в маленькое уличное кафе в Дерри, где он сидел, похлопывая ее по руке, а она неотрывно смотрела в гипнотические глаза. Его окутывал ореол славы борца за свободу. Он рассказывал ей о том, что сделал бы, если бы возглавил организацию. Он не переменился, только сейчас ему хватит на это денег и сил.

Она поняла, вспоминая прошлое, — она повзрослела, а он нет. Он остался таким же, каким был при их первой встрече, тридцатилетним волком-одиночкой.

Мегги открыла рот, чтобы заговорить, но остановилась. Если Мойлан не будет ей доверять целиком и полностью, он пойдет на все. И она никогда не увидит Джоша, не говоря уже о Максе.

Без малейшего оттенка неодобрения в голосе она сказала:

— Почему же ты хочешь избавиться от О’Хейра и Салливена?

Он недоверчиво поглядел на нее.

— Потому что мне не нужны свидетели, ясно? Британское правительство должно знать, что это сделал я — я провел операции здесь, в Лондоне и Вашингтоне, — но наши сторонники этого знать не должны. Они не поймут. Люди страшно боятся химического и бактериологического оружия. Оно невидимо. Никаких взрывов и вспышек. Бомбы и пули нравятся молодежи. Есть о чем распевать в барах.

— Ты думаешь, — тихо сказала она, — что никто не пойдет за вождем, который использовал такое оружие?

Он внимательно взглянул на нее. И впервые со дня их новой встречи она заметила в его глазах проблеск искреннего чувства.

— Ты поняла, мышка-норушка. Я знал, что поймешь. Власть — вот что главное. И всегда было главным. После этого я возглавлю борьбу. На нашем фронте. И мы добьемся успеха, которого заслуживаем.

Она кивнула на дверь амбара.

— А Михалис? Что будет с ним?

— Когда он сделает свое дело, я сам с ним все улажу. По-своему. Тебе не о чем беспокоиться.

Он пододвинулся поближе.

— Остаюсь только я, — сказала она дрогнувшим голосом.

— Не бойся, мышка. — Он задул керосиновую лампу. — Знаешь, ты единственная женщина, которая меня понимает. Которая себя понимает, умеет подчиняться. В сущности, у меня никого не было, кроме тебя. Подружки то там, то тут, но никогда не было так, как с тобой. В последнее время мне кажется, ты сама начинаешь этому верить. Тебе некуда возвращаться.

— У меня есть Джош.

— Ребенок Макса. — Он почти выплюнул эти слова.

— Но ведь он совсем маленький. Он ни в чем не виноват. Я не могу его бросить.

— Конечно нет. — Мойлан выдавил улыбку. — Невинный малыш. Он не выбирал себе отца. Нет, я позабочусь о вас обоих. — Он смотрел ей прямо в глаза. — Знаешь, когда я впервые увидел тебя с Максом, я почувствовал ревность. Представляешь? Чтоб я ревновал к этому британскому ублюдку! Я даже обрадовался, когда узнал, что он подсадной.

— Ты говорил, это он предложил, чтобы ИРА помогла иракцам? Я все еще не могу понять.

— Я и сам не могу. Подонок-американец расскажет в Багдаде. Георгос решил, что они рассчитывали под прикрытием ИРА добраться до иракцев и разведать о планах террористических акций.

— Каким образом?

— Предложили помочь, а в последнюю минуту Макс с Лу перекрыли бы кислород. Только я вмешался в их расчеты.

«Новая жизнь», — вдруг колоколом ударили в памяти слова Макса. Она чуть не забыла. Все эти разговоры о продаже предприятия и переезде в Австралию. Уклончивые объяснения, что ему надо еще несколько месяцев поработать. Теперь понятно. Он должен был выполнить свое дело. Покончить с Мойланом и его расчетами. Разве иначе он стал бы ей лгать? Если бы он ее просто использовал, к чему беспокоиться, что-то выдумывать? И вот все пошло прахом. Она просто проснулась однажды утром в пустой постели.