Роберт Кормер - Шоколадная война

«Здесь мы снова…» - подумал Оби с отвращением, когда он стал, как сумасшедший дергаться на подпружиненных ногах, тряся головой и каждую секунду проклиная все на свете. У него все меркло в глазах.

Слова типа «окружение», «окружает» или «окружающий» прозвучали пять или шесть раз из уст Брата Джекуса на протяжении следующих пятнадцати минут. Оби и его одноклассники практически были вымотаны этими танцами. Ноги болели, дыхание сперло, и силы были на исходе.

Тогда Брат Джекус использовал одно из этих слов еще раз, и утомленный батальон учащихся забил изо всех сил ногами, выполняя свою задачу. Оби взглянул на Джекуса. Незаметная улыбка играла на его губах. И до Оби, наконец, дошло, что же произошло. Арчи – ублюдок. Он, должно быть, предупредил Брата Джекуса – анонимно, конечно же, к этому все шло. Учитель был лицом к классу, он продолжал говорить и предпринимал все, чтобы парни в классе прыгали вверх-вниз и размахивали руками почти до полного изнеможения.

Урок закончился, и все покинули помещение класса. Арчи прислонился к стене. На его лице было выражение самодовольного триумфа. Никто не понял, что произошло, кроме Оби. Он метнул такой взгляд в сторону Арчи, что для кого-либо еще мир должен был съежиться в скомканную конфетную обертку, но Арчи только и старался, чтобы сдержать у себя на лице дурацкую улыбку.

Оби затаил обиду, он был оскорблен: «Ты - ублюдок», — подумал он. — «Я – твой должник».

Кевин Чартер после школы обошел еще семь домов и не продал ни единой коробки. Мисс Конорс, живущая за химчисткой, попросила подойти его в конце месяца, когда она получит чек из отдела Социальной Помощи. Ему не хватило духа сказать ей, что, скорей всего, будет уже поздно для них обоих. Почти всю дорогу домой его преследовала собака, что напомнило ему старые фильмы про нацистов, использовавших таких страшных псов для преследования заключенных в концентрационных лагерях – тех, кто пытался убежать. Он пришел домой не в лучшем состоянии духа и позвонил своему лучшему другу Денни Арканджело.

- Как тебе удалось это, Денни? — спросил Кевин, пытаясь игнорировать мать, которая стояла рядом около него и пыталась что-то ему сказать. У Кевина было достаточно опыта, чтобы, не расходуя нервы переваривать ее тарабарщину. Она могла сказать что-нибудь совсем не по делу, и слова, не имеющие никакого смысла, просто не попадали ему в уши – хитрый трюк.

- Это было ужасно, — хныкал Денни. Он всегда говорил так, словно у него был заложен нос. — Я продал одну коробку – своей тете.

- Той, которая с диабетом?

Денни заныл. Он обожал большую аудиторию и всегда при ней выкладывал все, что у него на душе, но только не матери Кевина. Она стала что-то говорить. Кевин знал, что ее беспокоило. Она никогда не позволяла ему что-нибудь есть, когда он говорил по телефону, и не могла понять, что он не может не есть, не делая чего-либо еще. Ладно, пусть что-нибудь незначительное, например, смотреть телевизор. «Это же не прилично говорить по телефону с полным ртом», — каждый раз говорила она. Но именно в ту минуту на другом конце линии полный рот еще был и у Денни. Так кто и по отношению к кому, черт возьми, проявлял неприличие? Вот и крути это, как хочешь.

- Я думаю, что этот Рено правильно мыслит, — сказал Кевин, продолжая жевать булку с ореховым маслом. Ему хотелось объяснить матери, что так лучше звучит – почти как у ди-джея на дискотеке.

- Новичок, который усложняет жизнь Брату Лайну?

- Да. Ему стало лень, и он сказал, что не будет продавать эту дрянь.

- Мне кажется, что это очередная штучка «Виджилса», — сказал Денни с напряжением в голосе.

- Так оно и было, — сказал Кевин, косясь на жесты его матери, снова появившейся на кухне. — Но теперь это что-то еще, — он удивился тому, как много он сумел сказать. — Пару дней тому назад он собирался взять шоколад. Задание было выполнено. Но он по сей день продолжает отказываться от продажи.

Кевин мог слышать, как Денни что-то бешено жует, почти как сумасшедший.

- Чем давишься? Звучит аппетитно.

Денни застонал снова:

- Шоколад. Я купил коробку для себя. Как минимум я мог сделать какое-нибудь добро для старой доброй «Тринити».

Неловкое затишье пролегло между ними. Кевин был на очереди, чтобы стать членом Виджилса в следующем году, когда ему стукнет восемнадцать. Конечно, никто из них ни в чем не мог быть уверен, но какой-то намек прозвучал для них обоих. Его лучший друг Денни знал о том, что это возможно, и также о том, насколько обязательно все, что известно о «Виджидсе», нужно было держать в секрете из того, что можно было хоть как-то использовать. Они обычно избегали разговоров об этой организации, хотя Кевин иногда имел внутреннюю информацию о заданиях и материалах, и он вкратце сообщал это Денни – иногда он не мог сдержаться. Еще он всегда боялся, что Денни вдруг кому-нибудь проболтается и что-нибудь обнародует. Их разговор как раз подошел к такой точке.

- И что же теперь? — спросил Денни, не будучи уверенным в том, что он не вляпался со своим опрометчивым любопытством.

- Я не знаю, — честно сказал Кевин. — Может быть, «Виджилс» что-то берет на себя. А, может, они ни черта и не знают. Но скажу тебе одно.

- Что?

- Я устал от всех этих распродаж. Иисус, родители начинают дразнить меня: «Наш сын – торговый агент».

Денни загоготал снова, а у Кевина от природы была хорошо развита мимика.

- Да. Я знаю, о чем ты. Я тоже устал от этого продажного дерьма. У парня, очевидно, возникла правильная идея.

Кевин согласился.

- На двух центах я и застрял, — сказал Денни.

- Разменять мелочь? — начал развлекаться Кевин. Он подумал: «Как же замечательно - за-ме-ча-тель-но! — Это же можно больше ничего не продавать!» Он взглянул на мать. Она снова была около него, и он увидел, как она отвернулась, словно, не глядя на экран, она лишь слушала звук, исходящий от телевизора.

- Знаешь, что? — спросил Хови Андерсен.

- Что? — лениво и сонно ответил вопросом на вопрос Ричи Рондел. Он наблюдал за приближением девочки. Выглядело фантастично. Свитер, огибающий все формы ее тела, джинсы в обтяжку, повторяющие форму ног. Боже!

- Я думаю, что парень с фамилией Рено прав. Я о шоколаде, — сказал Хови. Он также смотрел на эту девочку - на то, как она двигалась вдоль тротуара к магазину «Крейнс-Дрегстор». Но это не рвало цепочку его мыслей. Наблюдать за девочками и пожирать их глазами, или просто уничтожать их взглядом – было тем, что он делал автоматически. — Я больше не буду участвовать в распродаже.

Девочка оторвалась от газеты в металлической раме около магазина. Внезапно до него дошло, что сказал Хови.

- Не будешь? — сказал он, не отрывая глаза от этой девочки. Она снова повернулась спиной, и он продолжил наслаждаться формой ее бедер и колен, обтянутых джинсами. Он взвешивал высказанное Хови, ощущая значение момента истины. Хови Андерсен был не просто еще одним из учащихся «Тринити». Он не был обычным парнем, являясь президентом юниорского клуба. Высокая честь для учащегося и футбольного защитника. На футбольном поле он мог схватить своих объятьях и опрокинуть на землю такого монстра, как Картер, что на протяжении последнего года он уже делал не раз. Его рука могла подняться во время урока, и он имел ответ на самый трудный вопрос. Но та же рука могла также подняться и уложить того, кто крутился вокруг него. Он был интеллектуальным грубияном, вежливым хамом. Кто-то из учителей прозвал его: «Сейчас поговорим». Как и любой из новичков, Рено, отказавшийся продавать шоколад, был ничем, а вот Хови Андерсен все-таки что-то значил.