Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

Он мчится в ближайший винный магазин и покупает бутылку дешевого бренди. Поспешно споласкивает кофейную кружку, наливает спиртного на два пальца, протягивает ей. Она пьет, давится, снова пьет.

— Прости, — раздается наконец. — Ты видел? Как будто ко мне из темноты тянулась крошечная белая ручка. Такая маленькая, словно у зародыша в бутылочке.

Она допивает оставшееся в кружке бренди, встает:

—Ну, как говорится, надо встречаться со своими страхами лицом к лицу.

Однако когда они подходят к дыре в полу, твердо устоять на ногах становится все сложнее.

— Давай я! — говорит он, спускается вниз, наклоняется, а затем протягивает ей левую руку. На лице удивленное выражение, брови подняты.

— Милая, это просто кукла. Видишь?

— Оставь ее. Хватит с нас на сегодня, пошли, сходим в видеопрокат.

Следующим утром встать с кровати почти невозможно: все тело ноет после непривычной физической нагрузки, но она поднимается и прямо в пижаме, превозмогая боль, плетется в дом, добирается до флигеля; поморщившись, залезает в провал.

В соседней комнате слышны его шаги:

— Эй! Принеси мне что-нибудь из инструментов, и я начну копать, ладно? Пожалуйста…

Это фарфоровая кукла, и ее, по всей видимости, здесь кто-то похоронил. Грязь затвердела, словно цемент, совершенно непонятно, как ее счистить и можно ли использовать что-либо жестче полотенца — не разобьется ли игрушка. Спустя несколько часов ладони у нее покрыты мозолями, но в руках кукла, изображающая ребенка, целиком отлитая из фарфора: голова, ноги, руки и туловище. В ванной комнате, стены которой заклеены отслаивающимися обоями в стиле оп-арт, [31] Оп-арт (англ. op art, сокращение от optical art — оптическое искусство неоавангардистское течение в изобразительном искусстве, одна из поздних модификаций абстрактного искусства. в раковине она смывает с находки остатки грязи.

— Сплошная история, — мурлычет она себе под нос, — история страны в целом или персональная история одной маленькой девочки — ведь наверняка с ней играла маленькая девочка. Любопытно, сколько лет этой вещи.

Любопытство заставляет ее вытереть руки, надеть чистую одежду и отправиться в большую городскую библиотеку. Позже она возвращается оттуда с пачкой ксероксов и, едва завидя его на парадном крыльце (он выметает с веранды многолетний слой перепревших листьев), начинает рассказывать, сгорая от нетерпения.

— Эти куклы делали где-то между тысяча восемьсот пятидесятым и тысяча девятьсот четырнадцатым годами; получается, что она того же периода, что и передняя часть дома. Они назывались «Окоченевшие Шарлотты» или «Окоченевшие Чарли». Была такая популярная песенка «Прекрасная Шарлотта» про девушку, которая отправилась покататься на санях в метель. Она хотела покрасоваться в своем вечернем платье и поэтому отказалась взять с собой одеяло. Через девятнадцать четверостиший ее ждет весьма печальный конец:

— Это про нее?

— Да.

— Чудненько. Не уверен, что смог бы покорно выслушать все двадцать с лишним четверостиший этого вот произведения.

Позади них с улицы раздается скрежет колесиков тележки о мостовую, тоненький холодный смех:

— Не поймаешь, не поймаешь… меня за такими делами не поймаешь!

Она оборачивается, твердо решив попытаться вести себя по-добрососедски.

— За какими делами не поймаешь? Вы ведь тоже наверняка подметаете свою веранду?

Старушка спешит дальше, не останавливаясь. Она что-то выкрикивает через плечо, эдакая парфянская стрела, выпущенная напоследок, но проезжающий мимо грузовик почти заглушает ее слова. И вот ее уже нет.

— Ты разобрала, что она там говорила?

— Точно не уверена. Вроде: «Вам не поймать меня за подметанием дома ужасов»?

— А я расслышал «дом» и еще какое-то бормотание. Местная сумасшедшая, по всей видимости. Ладно, пока ты занималась изысканиями, я проверил полы и думаю, их придется менять. Но это еще не все: там целая куча таких же замороженных Чарли. Я нашел их прямо под настилом.

Она стоит на коленях перед раковиной и щеточкой для ногтей соскребает грязь с новой куклы.

— Они совершенно одинаковые.

— Как будто из одной формы отлиты, — отзывается он, заглядывая через плечо.

— Видимо, эта модель была популярна, массовое производство. Но зачем их хоронить?

— Наверное, у какой-нибудь маленькой девочки был брат-садист.

Она складывает кукол на коврик, для просушки.

— Ой, у этой не хватает ступни. Пойду-ка посмотрю, может, удастся найти.

Она отправляется на поиски, а он берется за кувалду и принимается за бетонную дорожку в переднем дворике. Постепенно работа вытесняет остальные мысли, все звуки сводятся к собственному сопению и стуку молотка, уже невозможно помнить ни о чем — ни о ней, ни о времени. Когда он поднимает голову, солнце уже садится, а она стоит в дверном проеме. Даже в тусклом вечернем свете хорошо видно покрывающую ее пыль и грязь, отчетливо можно разглядеть смертельно бледное лицо.

— Я нашла не только пропавшую ступню. Я обнаружила целую армию кукол, все похожи друг на друга, все похоронены. Это точно должно что-то значить, тут не просто бедная маленькая девочка и ее гадкий старший брат. Словно день Страшного суда, что-то в этом роде, трубы апокалипсиса, и мертвые восстают из могил…

— Может быть, дом когда-то был фабрикой по производству кукол, — отвечает он, — и у них было много бракованных экземпляров.

Сзади с улицы доносится теперь уже слишком хорошо знакомый звук магазинной тележки. Она, спотыкаясь, перебирается через груды ломаного бетона, в спешке выскакивает за ворота.

— Эй, вы там, с тележкой! Вы же все знаете про этот дом, вы постоянно над нами смеетесь! Так скажите же, что тут смешного, что это за куклы?!

Старушка широко разевает рот и увертывается от нее, срываясь в нетвердый бег. Туфли шлепают по асфальту, аккуратно заштопанные чулки соскальзывают с коленей. Надо бы, наверное, схватить пожилую женщину, словно вора (еще бы знать, как это делается!), но вместо этого приходится воспользоваться своей сравнительной молодостью (и в самом деле! эдакая дамочка в возрасте, решившая вдруг забеременеть), чтобы обогнать беглянку и преградить ей путь. Это несложно: старушка так запыхалась, волоча полную корзинку, что, кажется, вот-вот задохнется.

— Так что это за куклы, похороненные под нашим домом? Вы знаете, так ведь?

Женщина останавливается, тяжело опирается о ручки тележки, жадно хватает ртом воздух и наконец говорит: