Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

Через два с половиной, может, три месяца нас пешим порядком отконвоировали к железной дороге. Как обычно, посадили в грузовые вагоны, запечатали двери, но поездка оказалась короткой. Через сутки мы добрались до Севастополя, который немцы превратили в курорт. На станции нам разрешили помыться, затем построили и отвели на пристань. Охранников оказалось немного. Впереди ждала своя земля. Мы радовались. К тому же куда бежать-то?

Нас ждали три корабля, все одинаковые, чистые, новенькие, как будто только что с завода. Наш назывался „Горх Фок“ и выглядел точно как то судно на картинке, что вы мне показывали. Для нас предназначались три палубы с каждой стороны. Условия, в которых нас разместили, привели меня в недоумение. В нашем отсеке находилось полторы тысячи человек. Очень длинное помещение, в каждом конце по двери, которыми нам не разрешалось пользоваться. Внутреннюю стену покрывали живописные пасторальные сцены, но никаких дверей или окон. В стальном настиле были проделаны колеи или пазы, примерно через каждые двадцать футов, тянувшиеся от внутренней стены к внешней, а в ней — сплошной ряд огромных открытых окон, у которых мы могли стоять и любоваться видами: Черное море, Босфор, Египет, Суэцкий канал. Большинство пассажиров и океана-то прежде не видели. Все оживились, стали весело общаться — таких ощущений мы не испытывали уже, наверное, много лет.

Обстановка состояла из ширм и простой мебели; нам предлагалось разместить это по собственному усмотрению. Мы соорудили комнаты и квартиры, организовали туалеты над отверстиями в палубе, предназначенными для этой цели. Еду нам приносили. Она была из самых простых продуктов, зато предоставлялась в избытке. С нами находились двое офицеров СС, мужчина и женщина, в чьи обязанности входило разбираться с нашими просьбами и отвечать на вопросы, что они и делали, достаточно внимательно и добродушно. На корабле быстро сложилось подобие общественной жизни. От нас не требовали никакой работы. Мы чувствовали себя как в отпуске.

Я знал примерно дюжину человек с моей фермы, и мы подолгу обсуждали, что нас ожидает. Большинству из них виделось радостное, светлое будущее. А я сомневался. Корабль производил странное впечатление, и мне как инженеру-гидротехнику многие вещи казались бессмысленными. Я сам никогда не смог бы предположить, что кому-то придет в голову спроектировать такой корабль, но, с другой стороны, немцы ведь выиграли войну. Возможно, здесь применялись какие-то новые технические открытия, о которых я не знал.

Лишь достигнув Индийского океана, мы наконец выяснили, в чем здесь дело.

В ту ночь светила луна и ветер дул с востока. Утверждать не могу, но думаю, что во многом благодаря этим обстоятельствам я все еще жив.

Мы стояли у окон с моим другом Мойше Морсером и смотрели на море. Мы знали, что Мадагаскар уже близко, что до него меньше недели пути. Мойше был типографским работником и надеялся устроиться по специальности. Колонии потребуется газета, возможно, несколько. Даже немцам нужна печатная продукция. И тут мы почуяли запах.

Сначала мы подумали, что на корабле, наверное, промывают санитарные цистерны, но на Украине я работал в мясной лавке и знал, что это такое. Кровь и требуха. Они сбрасывали их в море в большом количестве, но для чего — мы не могли понять. Пока не увидели акул.

Привлеченные запахом крови, они собирались по две, по три, по десять, и вот уже целая сотня пристроилась за кораблем. Наверняка то же самое происходило и с другой стороны. В тот момент у меня появилось жуткое ощущение, что я знаю, что будет дальше, только не знаю, как именно. И вдруг раздался этот звук.

Он походил на звук открывающихся затворов на дамбе: заработали мощнейшие моторы, заскрежетали огромные зубчатые колеса, и палуба начала чудовищно вибрировать. Ночное освещение выключилось, люди подняли крик. А потом я увидел, как внутренняя стена стала двигаться по направлению к нам, сталкивая все, что попадалось на пути: мебель, вещи, людей, — отжимая нас к окнам. Сперва мы решили, что это ошибка, и принялись молотить в двери, но они не открылись, а стена продолжала двигаться по пазам в настиле, сбивая в кучу полторы тысячи человек. Затем стала подниматься внешняя стена, открывая борт, и крайние начали выпадать.

Мы боролись, молились, умоляли, пытались остановить стену своими телами, но все равно продолжали вываливаться, шлепались в воду вместе с сундуками, чемоданами и мебелью. Кто-то ударялся о стену, поднятую на палубе под нами, но зацепиться было не за что. Люди, знавшие, что я работал инженером, кричали в истерике, чтобы я придумал, как ее остановить, но я, разумеется, ничего не мог сделать и тоже стучал в нее, пока сам не вывалился.

Тот факт, что при падении я ударился только об воду, что не потерял сознание, смог взобраться на сундук и удержаться на нем, служит мне единственным доказательством, что Господь смотрел на нас с небес. Почему Он счел нужным спасти меня, в то время как девять тысяч погибли той ночью, не представляю. Не стану рассказывать вам, что я видел и слышал тогда и в следующие сутки, когда акулы приплывали и убивали всех, обагряя море кровью.

На второе утро все кончилось, а я остался в живых. Акулы ушли, морские птицы довершали их дело. Мне удалось протянуть еще три дня, пока я не достиг необитаемого острова, где жил полтора месяца. Два дня назад туда пришел немецкий сторожевой корабль и высадил десантный отряд. Я понял, что они ищут тех, кому удалось уцелеть, и сбежал морем, пытаясь достичь другого острова; тут вы меня и подобрали».

Когда мы ушли, Грайнер и Дубровский продолжали тихо разговаривать на идише. Позже Грайнер задернул занавески в радиорубке и, против всех правил, быстро и тихо напился. Вместо наказания я послал каплея Перри, чтобы он уложил Мо в постель.

Затем я произвел смену вахты и приказал Томпкинсону всплыть через час после рассвета и взять курс на остров Коэтиви в группе Сейшелов. Потом я пошел в каюту и стал изучать карты.

Я хорошо разбирался в ветрах и океанских течениях. Мне не составляло большого труда проследить путь Дубровского и определить исходный остров. А зная остров, я мог прикинуть, где «Горх Фок» сбросил свой человеческий груз.

Немецкие разработчики расовых стратегий не зря ели свой хлеб. Они наверняка исследовали океанскую глубину и активность акул и организовали сбросы в ночное время, когда волны и ветер играли им на руку. Корабль мог стоять в Адене, пока не пройдет шторм, так чтобы система утилизации работала идеально. Нацисты действовали методично, возвращаясь каждый раз на то же самое место с сотнями тысяч приговоренных раньше того времени, когда море могло бы представить мертвецов нарождающемуся дню. Пускай это решение останется на их совести.