Кирилл Григорьев - Лекарство для безнадежных

Вадим даже глазам не поверил и обернулся посмотреть назад, в разруху, чтобы понять, что это не сон.

У трехэтажного аккуратного здания, обсаженного зеленью, были представлены иномарки в ассортименте. Отличная асфальтированная стоянка с разметкой и лавочки по краям. У подъезда располагалась круглая курилка. Молодые люди в строгих деловых костюмах, размахивая сигаретами, что-то горячо обсуждали. Правда, белых воротничков здесь было немного, всего трое. Все остальные, очевидно, ожесточенно строили по комфортным кабинетам светлое капиталистическое будущее.

Сашок с досадой посмотрел на испачканные по колено брюки.

— Здесь посидишь, — невозмутимо сказал Немченко, перехватив его взгляд. — Все равно, кому-то надо присмотреть за машинами.

— А водилы на что? — обиделся Сашок.

— Ты там всех людей перепугаешь.

Они припарковались подальше от здания, на самом краю стоянки. Люди Немченко быстро выгрузились из машин.

— Значит так, — сказал Вадим, обводя их строгим взглядом. — Мы — пока в гостях. Оружие — спрятать. К бабам местным — не лезть. Трое останутся внизу, по одному на лестницы. Их здесь, как я понимаю, две. Остальные — со мной. Вопросы?

— А пока в гостях — это на сколько?

— Пока я не скажу, что уже нет. Ясно? — он достал мобильник и набрал номер Борзова.

Тот взял трубку почти сразу.

— Приветствую, Вадим Дмитриевич, — радушно произнес Борзов. — Уже приехали?

— Уже внизу, — ответил Немченко. — Ты дай команду своим орлам, что бы эксцессов не возникло.

— Давно дал, поднимайтесь.

Немченко и его люди потянулись к зданию. А курилка с белыми воротничками уже оказалась пуста. Деловых строителей капитализма словно ветром сдуло.

Почему, думал он, спускаясь к гаражу в лифте. Что же мы тогда с Антоном сделали не так? Почему Максим считает меня виноватым? Или превращение, захватившее уже его организм, не оставляет ему шансов на объективность? Может быть, он вообще уже перестал соображать, превратившись в безмозглую машину для убийства?

Лифт остановился.

Сам, подумал Петровский. Я должен увидеть его сам, чтобы дать единственную команду. Никто меня не заменит. Никто не облегчит мне ношу. Я его породил, я его и должен убить.

Но, может быть, повезет? Может быть, все еще не так плохо и не так далеко зашло?

Посмотрим, решил он. Посмотрим на месте и решим.

К его появлению все уже было подготовлено.

Обе группы сидели в машинах, готовые сняться по первому сигналу. Разошедшийся Гальцев уже закончил подключать спутник. Тарас посмотрел на его пылающее рвением лицо и, вздохнув, объявил благодарность.

Беспокоили Петровского только два отдела: сканеры нейровозмущений и погодники все никак не могли доложить о готовности.

Тополев нервничал и не находил себе места.

— Трогаемся, Тарас Васильевич? Пора? — оживился он при появлении Петровского.

— По машинам, Антон, — кивнул Тарас. — Мы с тобой поедем в головной машине.

— Что, значит, в «головной»? — оторопел Тополев. — Вы что, тоже…?

— Ну, я же заварил эту кашу…, — улыбнулся Петровский виновато.

Тарас принимал участие только в самых серьезных, жизненноважных для «Полночи» операциях.

— Тарас Васи…, — начал было Тополев.

— Обсуждений не будет, — отрезал Петровский, залезая в джип.

Через двадцать минут, когда машины одна за другой, уже окунулись в толчею городских дорог, вышел на связь отдел сканирования.

— Тарас Васильевич, — доложил Миша Токарев, начальник отдела, — район полностью под контролем.

— Что наблюдается?

— Пока деловой фон. В помещении офиса двадцать восемь человек.

— Ага, — сказал Петровский. — Значит, наш мальчик еще не появлялся. Боевиков определить сможете?

— Сейчас работаем.

— Постоянно на связи, — напомнил Тарас и отключил рацию.

Большая машина, убаюкивая, мягко скользила по дороге.

— Что-то погодники молчат, — с тревогой посмотрел Петровский на Тополева.

— Они же всегда задерживаются, Тарас Васильевич, — махнул рукой Антон. — Что сегодня готовят?

— Дождь.

— Эх, снегу бы по пояс навалить, — мечтательно произнес Тополев. — Но тогда, наверное, всех синоптиков сразу расстреляют.

Тарас фыркнул, доставая трубку.

— Проверяли уже. В начале сентября снега за всю историю ни разу не было.

— Всегда можно создать прецедент, — пожал Антон плечами.

— Их сегодня и так будет много.

Тополев нервно потер руки.

— Вы о Тензоре? Думаете, это все-таки он?

— Почти уверен, Антон, — ответил Петровский.

— Думаете, появится?

— Наверняка.

Они замолчали.

Машина еле тащилась, ежеминутно упираясь в светофоры. Утро, час-пик, пробки, Москва. Никакие кольца не спасут этот город, подумал Петровский. Только ограничения. Как на западе, например, в дневное время в машине должно ехать не менее трех человек.

— Совсем стало невозможно ездить, — отвечая его мыслям, заметил Тополев.

Петровский посмотрел на Антона и достал заветную фляжку. Быстрыми движениями отвинтил крышку.

— На, — протянул он ее Тополеву. — Глотни немного.

— Да я в порядке.

— Глотни.

Вновь ожила рация.

— Тарас Васильевич, — это был голос Егора Дремова, начальника оцепления. — С первого кордона доложили — три машины движутся к объекту. Джипы, стекла тонированные, количество людей посчитать не можем. Но, просевшие, явно не пустые. Что делаем?

— Обожди, — сказал Петровский и переключил рацию. — Миша, отзовись.

— Мы в курсе, — отозвался Токарев. — Сканируем.

Тарас ждал. А Тополев уставился на монитор, подключенный к спутниковому каналу. Изображение было плохим, занесенным помехами словно поземкой, но три темные машины выделялись отчетливо.

— Ну, что?

— Одиннадцать человек, — после паузы ответил Токарев. — Трое в головной машине. Судя по фону, девять — боевики и водитель в головной. Интересен последний. Ярко выраженный лидер, порядка сорока трех лет, аура напряженная.

— По базе проверьте, — сказал Петровский.

— Обижаете, Тарас Васильевич. Уже проверяем.

— Сразу информируй, — и Петровский переключился на оцепление.

Дремов ждал на линии, что-то тихонечко напевая себе под нос.

— Егор, — распорядился Тарас. — Пропустите машины.

— Понял.

Петровский выключил рацию и поднял взгляд на экран.

Тополев задумчиво смотрел, как три неопознанных машины стремительно приближаются к цеху.

— Совсем не жалеют подвеску люди, — заметил Антон. — Думаете, не по душу Дронова они едут?

— Меня они мало интересуют, — ответил Петровский. — Меня сейчас занимает только Максим.

Семен Борзов оказался крупным высоким парнем с бритым затылком и тяжелым взором. Одет он был не в костюм, вернее, в костюм неделовой. Словно проспавший в летаргии все десять лет перестройки и беспредела, он щеголял в спортивном комплекте от «Адидас». Массивная золотая цепь на шее, позвякивающая поверх куртки, дополняла тягостное впечатление сильно затянувшейся умственной болезни.