Кирилл Григорьев - Галатея

В следующее мгновение в руке Немченко уже был пистолет.

— Ну, давай! — закричал племянник. — Давай! Дочку убил, теперь моя очередь?

— Стой! — крикнул Немченко. — Откуда ты про дочь знаешь?! Она мертва?!

— Я много чего знаю, — произнес Палтус. Он шел на Вадима. Пер как танк, как машина, как бессмертный Маклауд. Расстояние между ними быстро сокращалось.

— Я выстрелю! — предупредил Вадим. — Тобой управляют, Андрюха! Очнись! Это Тензор, сволочь!

— Никто мной не управляет, дядя! — ответил Палтус. — Он пытался, когда поднял меня. Когда возвратил. Но не смог. Сказал, что я неудачный эксперимент. И меня списали. Обратно, к тебе! А ты меня в «Полночь» тащишь?! К Петровскому?! А я не желаю!

— Не хочешь — не надо! Очнись! Это же я!

— А это я!

— Я стреляю, — вскрикнул Вадим, щелкая предохранителем.

— Давай!

Первая пуля вошла ему в плечо, когда между ними было около десяти метров. Андрей опрокинулся назад, размазывая кровь по бетону. Несколько мгновений он смотрел на окровавленную руку, потом, вперив в Вадима взгляд, рывком поднялся.

— Стой, — повторил Немченко. — Я выстрелю снова.

— Я все равно до тебя дойду.

Он шел.

— Это серебро, Андрей.

— А я не оборотень.

Он упрямо шел.

— Где Машка? Ответь мне — она жива?!

— Она у Тензора.

У Немченко едва не подкосились ноги. Месяцы бесплодных надежд, тревог, бессонных ночей — она жива! ОНА ЖИВА!!! Господи, спасибо тебе! От такого сногсшибательного известия смысл ответа племянника, до него дошел не сразу.

— У Тензора? — переспросил Вадим. — Зачем? Где?! Ответь мне и я перестану стрелять!

— А мне все равно.

— Андрюша, остановись, — взмолился Немченко. — Я не хочу тебя убивать. Я только что узнал, что Машка жива. Это счастье, это радость! И ее мне ты подарил! Прошу тебя, не надо! Остановись!

— Нет.

Вторая пуля ударила Палтуса в правую руку. Она повисла, как плеть. Он пошатнулся, но устоял.

— Я не хочу убивать тебя! — взвизгнул Немченко.

— А я не хочу жить.

Руки Вадима задрожали. Почему-то он вспомнил друг, как крестили маленького Андрюшку, каким тот был взрослым и строгим на родительских похоронах, как… Картины из прошлой жизни мелькали перед его глазами словно в калейдоскопе. Он то видел налитые кровью глаза Палтуса, то не видел.

— Не надо, Андрюша, — попросил он. — Стой, остановись!

Когда расстояние между ними сократилось до пары метров, Немченко выстрелил ему в грудь. Андрей остановился, замер, покачиваясь, и навзничь упал назад, раскинув руки. Вокруг него стала быстро расползаться кровь.

Но Немченко этого уже не видел.

Его душили рыдания.

Опираясь на стену, он добрался до Палтуса. Присел на колено, смахивая волосы с его лица.

— Что же ты, Андрюш, — пробормотал он. — Что же ты, племяшка…? Зачем же ты так?

И вдруг глаза Палтуса открылись.

Одной рукой он молниеносно вцепился Вадиму в горло, а второй, раненой, хлестко ударил в нос. Бил он ей словно совершенно здоровой.

— Ч-ч-что…? — прохрипел Немченко, прижатый к стене. У него перед глазами поплыло. Как же так?! Что же это?!

— Ты забыл дядя, — с ненавистью произнес Андрей. — Что живых мертвецов обычно убивают в голову, — одной рукой он душил Вадима, а другой наносил сокрушительные удары по лицу. В челюсть, в глаз, в нос. И снова, по кругу. — Ты бы хоть фильмы смотрел, что Машка тебе притаскивала. Верные ведь фильмы. Их снимали знающие люди, — в челюсть, в глаз, в нос. — Знаешь, кто я теперь, дядя? Зомби. Оживший мертвец, поднятый твоим любимым Тензором. Ты правда нашел мою машину тогда, на стоянке. И там правда была моя нога. Ее не успели забрать, в начале. А потом Хозяин вернулся и забрал. Благо все оказалось рядом. Но перстень в моей машине уже не лежал. Он лежал в твоем кармане. И тогда Хозяин вообще стер о нем память.

— Х-х-де-е М-ма-а-ш-ш-ка…? — прохрипел Вадим разбитым ртом, давясь кровью и обломками зубов. Если бы не выпитый в офисе коньяк, он давно бы вырубился от болевого шока.

— Машка у него, — Снова удары в челюсть, в глаз, в нос. — Только она тебя не помнит. Он ей, так же, как мне подкорректировал память. Твоя дочь тебя не помнит, слышишь? Теперь ее папа — погибший летчик-испытатель. Она сирота теперь, понял?

Палтус, конечно, зря такое сказал. Он забил бы Немченко окончательно, но вот этого говорить ему не следовало. Он явно недооценил старика. У Немченко был сломан нос, раскрошены зубы, а глаза ничего не видели, заплыв, словно от многочисленных осиных укусов. Губы превратились в кровавые вареники. Но у Немченко еще был порох в пороховницах. И Палтус его случайно поджег. Он только что вернул ему мертвую дочь, а теперь попытался, по глупости, отнять ее обратно.

— ЧТО??? — взревел Вадим, как раненый медведь и, собрав последние силы, рванулся головой вперед. Его лоб легко сломал нос Андрея.

— А-а! — откинулся назад племянник, а Немченко уже воткнул пистолет ему в горло.

— Сю-юта нато-о…? — поинтересовался Вадим, еле шевеля распухшими губами, и два раза нажал на курок. У него не осталось сил нажать в третий. Пистолет вывалился из пальцев. Голова Андрея откинулась, сзади на стене растекались багровые ручьи. Руки обмякли, а ноги задергались в агонии. Немченко с огромным трудом вытянул ногу и, упершись племяннику в живот, неловко оттолкнул того в сторону. Андрей упал набок, как куль, безжизненный, мертвый. Теперь уже окончательно.

Вот так-то, подумал Вадим. Он даже думал с трудом. В голове путалось, проносились какие-то обрывки, образы. Мысли напоминали телеграфную ленту со сплошными «тчк». Живой мертвец. Здорово. Меня. Уделал. Сволочи. Всех. Перебью. За. Машку-у-у!!!

И это было последнее, что он подумал.

Коридор внезапно резко наклонился вправо, и Немченко встретился с холодным бетоном разбитым лицом.

Он сидел за рабочим столом, и ему смертельно хотелось спать. Однако, сегодня никак не получалось. Вначале из-за столкновения у кафе, а потом по вине Кравченко. Да и сводка из Управления оказалась совсем не радостной. Некто спланировал и осуществил дерзкое нападение на Стража.

Николай Сергеевич из Управления как раз висел на линии, когда в кабинете появились виновники ночных событий в сопровождении дежурного. Матвей Мохов озадаченно поправлял повязку.

— Тело нашли? — спросил у Николая Сергеевича Петровский, указывая прибывшим на кресла.

— В том-то и дело, что нет, — расстроено ответил тот. — Ты понимаешь, что это значит?

— Слабовато, — честно признался Тарас.

— Скаанджи неуязвимы для любого магического воздействия. И даже мертвые клетки их мозга в теории позволяют осуществлять контроль над существами низшего порядка.

— Почему в теории?

— Потому, что Скаанджа невозможно убить.