Кирилл Григорьев - Галатея

— Процедуры, — объявил он непреклонно. — Будем лечиться?

— Будем, — вздохнул Немченко и со стоном закрыл глаза.

Гениальная мысль осенила его уже много после процедур по выздоровлению. Она родилась, словно молния и окончательно сформировалась, когда Вадим принялся изучать принесенные заботливым Стременниковым ДВД — диски.

Конечно, на «Матрице» и «Крепком орешке» с хорошими идеями было туговато, но вот когда взгляд Вадима скользнул ниже, предчувствие внезапного откровения прямо-таки полыхнуло у него внутри. Дима очень удачно сложил два диска рядом. «Восставший из ада» и «Место встречи изменить нельзя». Первое название немедленно возвратило Немченко во вчерашнюю ночь и роковую беседу с племянником, а второе — конкретно локализовало нужный фрагмент разговора.

От волнения у Вадима захватило дух. Он несколько мгновений посидел, глядя на стопку ДВД-дисков и совсем не видя ее. Перед ним стояло искаженное ненавистью лицо Палтуса, его тонкие губы со злой усмешкой.

Что говорил ему в ярости любимый племянничек? Он что-то сказал о своей машине.

— Ты и, правда, нашел мою машину тогда, на стоянке, — да вроде бы так. — И там на самом деле была моя оторванная нога.

Дальше!

— Ее не успели забрать, в самом начале.

Так, дальше.

— А потом Хозяин вернулся и забрал, — надо же Тензора Хозяином называть! Но не это главное.

Главное — это…

— Благо все оказалось рядом.

РЯДОМ!

Место, где стояла машина и нора Тензора, где он проводил оживление, оказались рядом!

Но что такое может быть это «рядом», задумался Вадим. Для нормальных людей «рядом» — это минут десять, максимум пятнадцать на машине. Хорошо, сделаем скидку на Андрюху, для которого всегда было «семь верст — не крюк». Итого, максимум полчаса. Максимум! Немченко вспомнил дорогу до станции, где они с Сашком нашли окровавленную машину. Асфальт был раздолбанный, безобразный. По такой дороге, да еще при наличии множественных переездов, больше сорока-тридцати километров в час не поедешь, если жалеешь машину. А Палтус машину берег. Он даже в боевиках не мог смотреть моменты, когда отличные тачки взрывались, переворачивались, расстреливались. Такие места Андрей всегда проматывал, матерясь. Не даром он свою машину затюнинговал до безумия.

Итак, получаем радиус около двадцати километров от станции.

Как насчет плотности населения и обилия дорог? Насколько помнил Вадим, в этом районе нормальных дорог было всего две, и практически вся жизнь протекала вокруг них. А Тензор, эта сволочь, очень любит комфорт. Он не стал бы возводить себе убежище где-нибудь далеко от магазинов, нормального асфальта и цивилизации. Тем более, если собирался в нем находиться круглый год.

Немченко тихо рассмеялся.

Больше половины годичного цикла у нас приходится на грязь, слякоть и снег. Причем, обычно, дороги в таком состоянии, что никакой джип не пройдет. Только трактор. Но не будет же утонченный Петя Авалкин гонять на тракторе?

Получается, что от двадцати километров остается всего километров пять-десять. И всего лишь по двум направлениям.

А это вполне возможно обыскать за несколько часов. Черт, с ним — пусть на это уйдет день. Но не более. Никак не более!

Немченко на ощупь нашел телефон у кровати.

— Дим, — сказал он, когда Стременников поднял трубку, — у нас же есть подробные карты Подмосковья?

— И в Интернете есть, и так, на бумаге. А зачем?

— У тебя сейчас как со временем? Сможешь ко мне подъехать?

— Не вопрос, Вадим, — отозвал Стременников. — Но что за спешка?

Немченко смолк, формулируя мысль.

— Мне кажется, я понял, как нам найти Тензора, — ответил он. — И, что самое главное, ГДЕ, Дима.

— Уверен? — помолчав, с толикой скептицизма спросил Стременников.

— Да, — твердо сказал Немченко. Он выпрямился на кровати, стиснув кулаки. — Срочно поднимай всех наших. А от тебя мне нужны три вещи: подробнейшая карта Подмосковья, ноутбук с мобильным Интернетом и теплая одежда. Сегодня я выписываюсь.

Любимая!

Сегодня я стал свидетелем Чуда.

Но, по порядку.

Я уже рассказывал тебе об удивительном кладбище с номерами.

ОН решил оживить восемнадцать мертвых!

Слежавшийся снег дрогнул в фонарном свете. Еще раз, еще. Большой сугроб опадал, распадаясь на части. Первой обнажилась надгробная плита. На ней был выбит номер: Д — 102. Потом из-под снега появилась замерзшая земля с засохшими травой и листьями.

— Присядь, — посоветовал мне мой новый друг со странным именем Агамемнон. — Может быть опасно.

Я тебе уже рассказывал об этом замечательном человеке, помнишь? Но, хватит, отступлений!

Словно смерч пронесся по могиле, сбивая снег. Мы оказались возле черной проплешины посреди зимы. Затем земля дрогнула!

Знаешь, словно, что-то принялось давить на нее снизу.

Подпрыгнул жухлый осенний лист, второй. Давление превратилось в размеренные мощные удары. По замерзшей земле пробежала трещина. Затем вторая, третья. Наконец, разлетелись в разные стороны первые комья.

Ледяной панцирь лопнул, вспучился, из-под земли появилась рука. Нечеловеческая, страшная, похожая на реквизит фильма ужасов. Рука вцепилась в замерзший кусок земли и отшвырнула его в сторону.

Движение продолжалось. Земля дрожала и ломалась, вокруг могилы росла темная куча. Появилась вторая рука. Дело пошло много быстрее. И, наконец, давно погребенный человек выбрался из подземного плена. Он встал на краю опустевшей могилы, пошатываясь.

Смотреть на него было страшно. Но я смотрел. Истлевшая одежда, фрагменты разложившегося тела, выпирающие белесые кости.

— Повернись! — громко приказал Тензор.

Воскрешенный обернулся. Лицо его оказалась еще страшнее, чем тело. Собственно, лица-то и не было. Только череп, зияющий пустыми глазницами и белый оскал зубов. Сверху голову прикрывала полуистлевшая косынка, из тех, что надевают при отпевании в церкви.

— Стой спокойно! — мой Бог подошел к нему ближе, поднимая руки.

Вокруг тела воскрешенного заструился зеленый свет. Словно одежда, словно новая кожа. Постепенно из этого зеленого нечто стали проступать контуры вполне человеческого тела. Вначале исчезли кости, и силуэт стал наливаться темно-красным. Такого сочного цвета мне никогда не доводилось видеть. Мясо, сообразил я. Он наращивал мясо. Потом пришла желтизна. Она словно заливала очертания возрождающегося существа. С головы к самому низу. Это рождалась новая кожа. А затем зеленое сияние окончательно пропало.

Тензор присел и достал из пластмассовой коробки предохранитель. Это я так окрестил ту штуку, которая не позволяет существам выходить из-под контроля. Размяв руками, пристроил его воскрешенному на правый глаз.