Б.У.Л. Нортон - Конвой

Он снова спрятался в глубину салона, от всей души желая, чтобы эта процессия завершилась. Ему необходимо было глотнуть чего-нибудь очень крепкого.

Гамильтон бесцельно бродил среди толпы, сам толком не понимая, что он здесь ищет. Он написал официальное прошение на то, чтобы ему разрешили отсутствовать на работе и принять участие в похоронной процессии. Но сейчас, находясь здесь, он никак не мог понять, что его заставило прийти.

После нескольких часов безрезультатных поисков люди поняли, что река не собирается возвращать им то, что приняла в свои воды. Тело Утенка так и не было найдено. Гамильтон сел на самолет до Голлапа, вежливо предоставленный Национальной гвардией.

Когда он приехал домой, его жена спала, но после того, как он докурил свою третью сигарету подряд, сидя в постели и перебирая в уме события последних двух дней, Элейн проснулась и, перевернувшись, посмотрела на мужа.

— Я все видела по телевизору, — произнесла она. — Это было очень трудно?

Мужчина кивнул.

— Элейн, я собираюсь попросить разрешения отправиться на похороны, где бы они не проводились.

Она довольно долго изучала взглядом его лицо. Заметив непреклонную решимость, Элейн проговорила:

— Я думаю, тебе это нужно. А теперь гаси свет и давай попытаемся хоть немного поспать.

Но сон не приходил в эту ночь, так же как и в следующую, и в еще одну… Как большинство фэбээровцев, Гамильтон был ограничен в своих передвижениях строгими правилами и графиком дежурств. В этом случае, хотя он и получил официальное разрешение из местного отдела, он никак не мог охарактеризовать свои действия или придумать, что еще можно сделать. Может быть, именно поэтому Гамильтон был сейчас здесь — найти какую-то причину, которая успокоит его измотанный мозг.

Он почувствовал, как на плечо легла чья-то рука. Обернувшись, мужчина увидел знакомое лицо.

— Фиш?! — возбужденно воскликнул он. — Что ты здесь делаешь?

Тот ответил ему вымученной улыбкой.

— То же, что и ты, — заметил фэбээровец. — Так в чем дело?

Гамильтон медленно, будто в раздумье, покачал головой.

— Я не знаю. Я просто продолжаю видеть эти куски металла, то что осталось от грузовика — парящие в воздухе, как в замедленной съемке… и слышу, как кричит эта несчастная женщина.

Фиш кивнул.

— Ладно. Но мы всегда можем попытаться найти Лайла и загнать его в тот ад, из которого он появился на свет. Может быть, это не принесет слишком много пользы, но, я уверен, будь очень хорошим успокаивающим средством.

Гамильтон посмеялся над своими мыслями.

— И нет никакой возможности упрятать этого сукиного сына за решетку, чтобы он предстал перед судом? — изумился он. — Это становится интересным. Так на чьей-же ты стороне на самом деле?

Фиш полез в карман, достал пятицентовик и поместил его на ноготь большого пальца.

— Спросим у воздуха, — произнес он. — Проигравший покупает кофе в забегаловке на той стороне улицы.

Гамильтон выбрал «орла» и проиграл. Следуя за Фишем в кафе сквозь поредевшую толпу, он говорил сам себе: «Даже если я не нашел сейчас ответа на свои вопросы, может быть, с течением времени они покажутся не такими значительными?»

Занятые каждый своими мыслями, они прошли мимо Мелиссы и пожилой миссис Джексон всего в каком-нибудь ярде, не заметив их. Мелисса закончила свою историю и сейчас плакала. Крупные слезы стекали по её щекам, а вторая женщина стояла рядом, растерянная и беспомощная.

— Какая трагедия, какая ужасная трагедия, — произнесла наконец миссис Джексон, делая слабую попытку успокоить свою собеседницу. — Он, должно быть, был очень особенным человеком.

— Да. Он был таким, — постаралась Мелисса справиться со своим горем. — Я люблю его. — Она показала на окружающих их людей, обведя толпу широким жестом. — Они все любили его. Он был величайшим тра-кером из всех, которые когда-либо жили на этой улице.

— Да. Но он так же и неплохой пловец, — раздался чей-то голос за их спинами.

По ошеломленному, недоверчивому, осветившемуся радостью лицу Мелиссы старая женщина поняла, кто это был. Должен быть. Она едва успела взглянуть на высокого, хорошо сложенного мужчину, одна рука которого была забинтована и держалась на перевязи, а лицо было скрыто огромным сомбреро, как Мелисса обернулась, выпуская из рук камеру. Это была одна из самых счастливых встреч, которые миссис Джексон когда либо видела за всю свою жизнь. Мелисса разрыдалась еще сильнеё, но теперь это были слезы радости. Временами всхлипывания переходили в смех, а потом в бессвязное бормотание, которое могли понять только сами влюбленные.

Фигура мужчины, одетого будто в маскарадный костюм, привлекла внимание человека на противоположной стороне улицы. Черт возьми, так оно и есть! Лайл следовал за Меллисой по всему Альбукерке в течение трех дней, ожидая нечто подобное. Если раньше в его голову закрадывались подозрения, то сейчас коп выглядел так, будто наконец вытянул счастливый билетик. Конечно, он не мог быть уверен на все сто, потому что лицо скрывала эта огромная шляпа, но по тому, как женщина бросилась ему на шею, Лайл сделал определенные выводы. Последние сомнения исчезли.

Но сейчас, в этом месте, он ничего не мог сделать. Если толпа хотя бы заподозрит, кто скрывается за этим маскарадом, Лайл точно знал — его самого разорвут на куски, чтобы отметить радостное событие. Но теперь уже неважно, когда именно — сегодня, завтра или на следующий день. Он умеё т терпеливо ждать. Ненависть помогает ему в этом.

Когда двое влюбленных радостно смешались с толпой, старая миссис Джексон направилась домой. её шаги отличались теперь легкостью, какой она не чувствовала в течение последних лет. Она улыбалась сама себе. Возможно, есть что-то по-настоящему загадочное и волшебное в этой штуке, которая называется жизнью. Женщина чувствовала себя так, будто всегда знала это.

Она миновала телерепортера, которого просто невозможно было не узнать. Дэйв Рэймонд готовил свой последний выпуск перед тем, как занять новую должность в центральной телекомпании Нью-Йорка.

«…но когда мы скорбим по ушедшему от нас Резиновому Утенку, во всей этой истории просматривается счастливая ирония судьбы», — серьезно говорил репортер в миникамеру. — «Сотни тракеров собрались здесь, сегодня, чтобы почтить память своего предводителя такой траурной процессией, какую наша страна редко может видеть, если вообще когда-нибудь видела».

Он посмотрел на опустевшую улицу, будто заподозрив что-то. Вдалеке затихал шум работающих двигателей. Это последние участники процессии выезжали из города.

«Утенка уже нет с нами, — задумчиво заключил Рэймонд в камеру, — но здесь, на его похоронах, Конвой продолжает жить».