Сергей Абрамов - Мертвые не плачут

По словам Мальчика, Гольфист вообще из дому не выходил. Минут двадцать поболтавшись по улице и никого в этот час на ней не встретив, Мальчик ткнулся в калитку, та оказалась открытой, и он прямым ходом потопал к дому.

Тут Пастух насторожился.

А Мальчик легко и вольно рассказывал, как поднялся на крыльцо, заглянул в приоткрытую дверь, покричал стандартное: «Есть кто живой?» И услыхал откуда-то сверху: «Пока есть? А вы кто?» И послышались сначала шаркающие шаги – тапочки без задников по паркету, а потом шлепающие – те же тапочки, но по ступенькам. И перед наглым пришлецом возник толстый и лысый дядька лет под сто (возрастная оценка Мальчика), в какой-то бабской вязаной кофте без рукавов, надетой на синюю майку с красной надписью на груди: «Все мы – рыбы».

Отвечать на прямой и логичный вопрос дядьки Мальчику не хотелось, поэтому он ушел от него:

– Почему мы рыбы? Я точно не рыба, я плаваю плохо…

Дядька засмеялся и объяснил. Вполне приветливо.

– Мы рыбы, потому что нас то и дело жарят все кому не лень. Сверху и снизу. А нам хочется на волю, на чистую воду, в водоросли, наконец. Не так ли?

Мальчик кивнул согласно. Утверждение показалось ему здравым, да и объяснение – убедительным.

– А вообще-то рыба – мой бизнес, – дообъяснил дядька, все еще стоя на лестнице, то есть серьезно возвышаясь над мелким Мальчиком. – У меня есть пара-тройка рыборазводных хозяйств… А ты все же кто?

– Мальчик я, – сказал Мальчик. – Прохожий. Пить хочу. Лучше молоко.

– Ты наглый мальчик, – опять засмеялся дядька, – дуй за мной. – Сошел с лестницы и пошел куда-то. Оказалось – в кухню. Там он достал из холодильника початый пакет молока, налил в чашку. – Садись. Пей. Хлеба дать?

– Лучше с сыром, – сказал Мальчик.

Завтракал-то он давно…

Пастух внимательно слушал рассказ Мальчика и, если руку на сердце, завидовал ему. В его годы он тоже был наглым и нахальным, но вся эта совокупность возникла и отточилась по необходимости, жизнь Пастуха, как мудро утвердил бородатый философ, с малых лет была борьбой – за место у стола, за кусок хлеба, за койку у окна, а потом – за брата, за брата, за брата! И слова тоже служили оружием, а при умении их употребить – еще каким! А для Мальчика, проходящего ныне ту же несладкую школу жизни, что и Пастух, слова были не столь оружием, сколь инструментом, атрибутом красивого и азартного шоу. Если уж вернуться к термину «оружие», то стоило бы вспомнить какого-нибудь героя вестерна, по-жонглерски орудующего своим длинноствольным револьвером, или дальневосточного бойца, вращающего обоюдоострый меч так, что он превращается в яркое и опасное солнце. А Пастух – солдат из хорошего старого фильма про пустыню, который легко, без промаха и не выпендриваясь стреляет из любой ситуации. Но – не артист, нет.

А Мальчик имел явные артистические задатки. Как, кстати, и брат Пастуха. Это про него в детдоме говорили: не уговорит, так заболтает. Иногда – в осуждение, чаще – с завистью.

Он, Мальчик, подробно и весело рассказал о том, как после молока с бутербродом рыбный толстяк повел его вниз и показал та-а-кую коллекцию оружия, та-а-кую, что крыша едет, он, Мальчик та-а-аких коллекций даже в телевизоре не видал.

– И позволил мне все подержать и даже поприцеливаться, – этим пассажем завершил рассказ.

Смотрел на Пастуха, ждал оценки.

– Теперь выводы, – подождал с оценкой Пастух.

– Выводы?.. – озадачился Мальчик. – Ну, не думал… – Неожиданно спросил: – Это ведь тот мужик, который… – оборвал вопрос.

Но Пастух понял.

– Тот, который, – ответил утвердительно.

– Ага, – задумался Мальчик, но ненадолго. – Выводы, значит… Первое: мужик добрый, очень умный, веселый и одинокий человек. Второе: ему нравится быть одиноким, но, наверно, он хотел бы не быть им. Но почему-то не получается. Он сказал, что есть жена и дочь, но они живут где-то далеко. А он один… – Мальчик помолчал. Добавил: – Добрый он. Жалко его. И за что? Может, не надо?..

– А вот это уже не твой вопрос, – жестко ответил Пастух. – Ты неплохо поработал. Излишне рисково, но – сошло. Он тебя запомнил?

– Конечно! Я у него целый час пробыл.

– Он тебя спрашивал: откуда ты, чей ты, почему один? Ну и прочее…

– Он ни о чем не спрашивал. Вообще! Он только рассказывал. О пистолетах. О мечах. О ножах. И показывал. И подержать давал. Знаешь, Пастух, ему там очень тоскливо в этом доме. Даже прислуги нет.

Хорошее замечание – о прислуге. Пастух ругнул себя: первое, о чем надо было спросить Мальчика – это о возможных свидетелях его визита к Гольфисту.

– Точно нет?

– Я бы увидел. Или услышал. Дом-то небольшой, в общем… Там, в поселке, куда громадней дома есть.

– Ты пистолет дуэльный видел? В комнате, где оружие, на столе, на подушке…

– Видел. И табличка на нем золотая привинчена. Это – подарок Губеру на день рождения, он сам сказал. И сказал, что пистолет – может быть, тот самый, из которого убили Поэта. Во всяком случае, один в один. Он мне дал его подержать…

В голосе Мальчика появились нотки восторга. Что ж, Пастух его понимал.

– Что он еще сказал про пистолет?

– Что он дорогой. Потому что старый и отделка… Что он заряжен и готов к работе… Что он предложит имениннику выстрелить из него…

– Ты хорошо поработал, – повторил похвалу Пастух. – Только в следующий раз давай заранее обговаривать свои действия. ОК?

– ОК! – ответил Мальчик. – Твоих действий это тоже касается?

А почему бы и нет, подумал Пастух.

И ответил:

– А почему бы и нет?..

Дальше ехали молча. Добрались до дома, Пастух забрал из багажника свою неразлучную дорожную сумку, поднялись в квартиру.

– Не исключено, что завтра ты мне понадобишься в деле. Там, в резиденции… – сказал Пастух.

– Как я туда попаду? – удивился Мальчик.

– Это просто, – ответил Пастух. – Сложней понять, что ты, двенадцатилетний пацан, делаешь в закрытой резиденции, где все гости имеют особое приглашение…

– А я, например, сын сторожа. Или официантки. Или охранника какого-нибудь.

– Исключено. Ничьих детей там по определению быть не может. Режимное мероприятие. У половины гостей – своя охрана. Випы, блин!.. – Пастух замолчал. Потом сказал: – Я подумаю. Время у нас есть… Ты почитай чего-нибудь или телик посмотри. Мне поработать надо.

– Не вопрос, – ответил Мальчик и включил телевизор, который был старым, но работающим и даже цветным.

А Пастух достал из сумки ноутбук и пошел в кухню. Не исключено – думать.

Из дому они выбрались рано – около восьми утра. Пастух, как водится, оставил на столе деньги за месяц и ключи. Позавтракали, заехали в недалекий от дома банк, где Пастух забрал из хранилки свои секретные и непонятные вещички.

– Так понимаю, отсюда и – дальше? – аккуратно спросил Мальчик.