Тара Янцзен - Безумно холодный

Тогда она только открыла новую галерею в Лос-Анджелесе и решила, что, наконец, оставила прошлое позади — преодолела его и начала новую жизнь. Ей нужно было знать, что с ним произошло то же. Его оправдали, но ей было необходимо удостовериться, что с ним все в порядке. Полученная информация ее вполне удовлетворила, так что она заплатила назначенную цену и забыла об этом.

Но он не торговал машинами.

Свет из открытой двери разливался по его лицу, тенями обозначая линии его лица, квадратные углы челюсти, которая казалась тяжелее, чем ей помнилось, прямые темные полоски бровей, серьезность взгляда — и самый потрясающий рот на свете. По крайней мере, так ей казалось тринадцать лет назад, когда она была молодой и наивной.

В Браун-Палас с наивностью он справился меньше чем за неделю.

Румянец разлился по щекам, и ей пришлось признать, что за исключением страха, вины и беспокойства о том, что произошло в Ботаническом саду, она, по крайней мере, должна была чувствовать хоть капельку смущения при встрече с ним.

Да, это была прекрасная смесь ощущений: страх, вина, беспокойство и ступор.

Увидев, что он спустился с заднего крыльца клиники дока и направился к машине, она поблагодарила Бога за то, что ей уже не восемнадцать.

Он скользнул за руль и бросил взгляд в ее направлении.

— Как твоя голова? — спросил он.

— Лучше. Спасибо.

— Док сказал, что дал тебе аспирин.

— Две таблетки и ибупрофен. — О, просто идеально, так вежливо. Вежливой она могла быть все ночь напролет. Это относилось к тому же списку, что извинения — списку навыков выживания в обществе.

— К старости он стал слишком консервативен. Если хочешь что-то посильнее, я могу достать.

— Нет. Спасибо. Я в порядке. — И она была в порядке, по большей части. Ужасная головная боль чуть отступила, визжащая из последних сил паника перешла на более низкий уровень, превратившись в управляемый гул. Кристиан Хокинс был вежлив, а она была в порядке, и все было идеально. За исключением ада, разверзшегося на аукционе, и того, что по какой-то причине двое мужчин, вероятно (что было маловероятно), работающих на министерство обороны, оказались на вечеринке, и один из них (просто невероятно) — бывший угонщик машин (с которым у нее когда-то был роман), попавший в тюрьму за убийство ее бывшего парня.

— Отлично. Я рад, что тебе лучше, — сказал он.

Ох, батюшки. Больше вежливости и придумать было сложно.

Сделав очередной глубокий, успокаивающий вздох, она приготовилась произнести слова искреннего раскаяния, нечто, окрашенное приобретенной нелегкими годами мудростью, касаемо печальных ошибок юности — и, да поможет ей Бог, она бы выплеснула все, если бы в этот момент он не завел этот монструозный мускулкар, вынудив ее быстро сменить приоритеты. Одной рукой она вцепилась в дверь, другой — в сиденье, вложив в хватку все имевшиеся в распоряжении силы.

Хокинс снова скосил на нее глаза и заметил, с какой яростью она вцепилась в ручку двери — аж костяшки пальцев побелели. Винить ее было не в чем. Поездка из Ботанического сада получилась дикой, но он о ней не сожалел. Учитывая новости, которые сообщил Дилан, скорость их передвижения была не выше необходимой.

— Пока ты была с доком, я поговорил со своим партнером. Он дал добро на возвращение домой. Они с твоим секретарем будут ждать нас в галерее. — Теперь она должна почувствовать себя в большей безопасности, ведь от встречи со своим слабаком-бойфрендом ее отделяла лишь пара минут.

— Значит с Алексом все хорошо? — Она повернулась на сиденье, встревожено посмотрев на него. — Он не ранен?

— С ним все в порядке. Он очень беспокоится о тебе.

Облегчение мгновенно смягчило черты ее лица, хотя рука, сживавшая ручку двери, так и не расслабилась.

— Он самый большой невротик в мире, все время кудахчет надо мной. Конечно, именно поэтому он так хорош в своей профессии.

Кудахчет? Так про бойфренда не говорят. Вот про соседа — да.

— Ты сказал ему, что со мной все хорошо? — спросила она.

— Мой партнер сказал, — заверил он. «Сосед. Такой же гейский, как и его шмотки», — решил он, исподтишка снова посмотрев на нее. Ни один нормальный гетеросексуальный мужчина не смог бы делить с ней спальню в платоническом смысле — об этом он судил на основе собственного опыта. Месяц, проведенный с ней в Браун-Палас, стал увлекательным путешествием в бескрайнюю страну девушек и их девчачьих вещей. Ему нравилось все: шелковые лифчики, свисавшие с крючков для полотенец, белье, выстиранное вручную, восемь видов лосьонов, бусы, заброшенные на зеркало, куча духов — каждый на свое настроение, секс в душе — все эти чувственные ощущения, усиленные теплой влажностью и замкнутым пространством ванной. Правда, еще больше ему нравилась кровать и открытое окно, через которое в комнату залетал ночной летний бриз, обдувавший их обнаженную кожу.

Следовало признать: в девятнадцать лет его мозги были сосредоточены только на одном, но теперь все изменилось. Все остальные мысли настойчиво требовали уйти с этого порочного пути — уйти и держаться от него подальше.

Он откашлялся.

— В Саду был ранен только один человек. — Даже и не ложь, на самом-то деле. Смерть была одной из травм, которую мог получить человек.

— Кто?

— Я пока не знаю имени, — сказа он, переключаясь на задний ход. — Ты была с кем-нибудь знакома на этом аукционе?

— С несколькими людьми. Это было общественное мероприятие, и я… — Она замолчала, но да, он понимал, почему она была знакома с несколькими людьми из денверского светского общества. Более чем «с несколькими».

— Кого ты знала?

Она задумалась, но только на секунду.

— Ну, тебя, конечно.

Конечно, мысленно повторил он, гадая, почему включение в ряд знакомых ей людей вызвало в нем чуточку удовлетворения.

— И Вики Мартин, — продолжала она. — Мы вместе дебютировали. Она была со своим мужем, которого я раньше не встречала, и Бренда Каплан была там, и ее мать, Мэри-Энн Парфитт, и Тед Герре…

Она резко замолчала.

— Геррети, — закончил он. Так она его тоже видела. Тед Геррети был одним из тех парней в переулке. Их имена всплыли в процессе судебного разбирательства — невоспитанные богатенькие мальчики, которые не потратили и часа своей жизни, чтобы терроризировать королеву выпускного бала. Против парней из академии Уэллон обвинений выдвинуто не было — ни единого — но потом Джонатана Трейнора нашли в переулке мертвым, и один из этих ублюдков показал на Хокинса пальцем, объявив его убийцей. — Ты разговаривала с ним?

— Н-нет, — сказала она, внезапно побледнев. — Я избегала его, но ты, я и Тед Геррети в одном месте — это… немного странно, так ведь?

Да. И с каждым часом это казалось все более странным. Если мертвяком окажется Геррети, не видать ему Южной Америки в ближайшее время. Эта мысль совсем не улучшала его настроения.