Айра Левин - Поцелуй перед смертью

— У себя дома… укладывается. — Кингшип надел пиджак. — Он наверняка говорил ей про Стоддард…

Когда они вместе вышли из кабинета, мисс Ричардсон подняла голову от журнала.

— На этом кончим, мисс Ричардсон. Только расчистите мой стол.

Она нахмурилась, скрывая любопытство.

— Хорошо, мистер Кингшип. Веселого Рождества.

— Веселого Рождества и вам, мисс Ричардсон.

Они пошли по длинному коридору, на стенах которого висели черно-белые фотографии под стеклом, которое поддерживалось медными скобами. Это были фотографии подземных и открытых шахт, плавильных печей, аффинажных заводов и прокатных станов, а также переплетений из труб и медной проволоки.

Дожидаясь лифта, Кингшип повторил:

— Я уверен, что он ей сказал.

— Гордон Гант? — спросила Марион, с улыбкой пожимая ему руку. — Кажется, я слышала это имя.

Одной рукой она взяла отца за руку и повлекла его за собой в комнату, другой потрогала усеянную жемчужинами брошь, которой был заколот ворот ее блузки.

— Блю-Ривер, — деревянным голосом сказал Кингшип, избегая глазами взгляда дочери. — По-моему, я тебе о нем говорил.

— Да-да. Вы были знакомы с Эллен, правильно.

— Правильно, — сказал Гант.

Он передвинул руку вдоль корешка альманаха, туда, где дерматин не был влажным. И пожалел о том, что с такой готовностью согласился пойти с Кингшипом к Марион; фотография Марион в «Нью-Йорк таймс» не передавала лучистого сияния ее глаз, радостного оживления на ее лице, которое так и говорило: «В субботу я выхожу замуж!»

Она развела руками, окидывая взглядом комнату.

— К сожалению, мне вас даже некуда усадить.

Она подошла к креслу, на котором лежало несколько коробок.

— Не беспокойся, — сказал Кингшип, — мы всего на минуту. Меня в конторе ждет куча работы.

— Ты не забыл, что мы придем к тебе в семь часов? — спросила Марион. — Она приезжает в пять. Но наверно, сначала захочет устроиться в гостинице. — Марион повернулась к Ганту. — Моя будущая свекровь, — со значением произнесла она.

«Господи! — подумал Гант. — Наверно, мне полагается ее спросить: „Вы выходите замуж?“ — „Да, в субботу“. — „Поздравляю и желаю счастья“». Он вяло улыбнулся и ничего не сказал. Никто ничего не сказал.

— Чему я обязана вашим визитом? — любезно спросила Марион.

Гант посмотрел на Кингшипа — дескать, говорите вы.

Марион перевела взгляд с одного на другого:

— Что-нибудь важное?

Немного помедлив, Гант сказал:

— Я знал и Дороти. Вернее, был с ней знаком.

— Да? — сказала Марион и посмотрела на свои руки.

— Мы с ней были в одной группе. Я учусь в Стоддарде. — Он сделал паузу. — А вот с Бертом мы не сталкивались ни на одном семинаре.

Она подняла голову.

— С Бертом?

— Бертом Корлиссом. Вашим будущим…

Она с улыбкой покачала головой:

— Нет, Берт в Стоддарде не учился.

— Учился, мисс Кингшип.

— Нет, — все еще улыбаясь, сказала она. — Он учился в Колдвелле.

— Он сначала учился в Стоддарде, а потом перевелся в Колдвелл.

Марион вопросительно посмотрела на отца, словно ожидая, что он объяснит, зачем он привел к ней этого человека, упрямо настаивающего на явной нелепости.

— Он учился в Стоддарде, Марион, — проговорил Кингшип. — Покажите ей альманах.

Гант открыл книгу и передал ее Марион, указав на портрет Корлисса.

— Подумать только, — сказала она. — А я и не знала. Пожалуйста, извините. — Она посмотрела на обложку альманаха. — 1950 год.

— Он есть и в альманахе за 1949 год, — сказал Гант. — Он учился в Стоддарде два года, а потом перевелся в Колдвелл.

— Надо же, даже смешно, — сказала Марион. — Может быть, он знал Дороти. — Она словно была довольна, что между ней и ее женихом обнаружилось еще что-то общее. Она опять посмотрела на фотографию.

— Он вам об этом ничего не говорил? — спросил Гант, несмотря на то, что Кингшип предупреждающе затряс головой.

— Да нет, ни слова…

Она медленно подняла взор с альманаха, впервые почувствовав напряженность и неловкость обоих мужчин.

— В чем дело? — серьезно спросила она.

— Ни в чем, — сказал Кингшип. И посмотрел на Ганта, требуя от него подтверждения своих слов.

— Тогда чего вы тут стоите, как… — Она еще раз взглянула на альманах, потом на отца. Глаза у нее сузились. — Вы для того и пришли, чтобы мне это сказать?

— Мы просто хотели узнать… знаешь ты про это или нет — вот и все.

— Ну и что?

— Просто хотели узнать.

Она впилась взглядом в Ганта.

— Зачем?

— К чему бы Берту это скрывать, если он не… — сказал Гант.

— Гант! — одернул его Кингшип.

— Скрывать? — спросила Марион. — Что это еще за слово? Он ничего не скрывал; мы просто очень редко говорили с ним об учебе — из-за Эллен. Об этом не заходила речь.

— Но почему его невеста не знает, что он два года учился в Стоддарде, — повторил Гант ту же мысль другими словами, — если он не был замешан в истории с Дороти.

— Замешан? В истории с Дороти? — Марион смотрела на него изумленно расширенными глазами. Потом повернулась к Кингшипу: — Что это такое?

Лицо Кингшипа нервно подергивалось.

— Сколько ты ему заплатил? — холодно спросила Марион.

— Заплатил?

— За то, что он это отрыл! — крикнула Марион. — За то, что накопал на него грязь. Изобрел грязь.

— Он сам ко мне пришел, Марион!

— Так-таки случайно свалился на голову?

— Я увидел сообщение в «Нью-Йорк таймс», — сказал Гант.

Марион свирепо глядела на отца.

— Ты обещал этого не делать, — с горечью сказала она. — Ты поклялся, что не будешь этого делать. Ну конечно, тебе и в голову не могло прийти задавать о нем вопросы, копаться в его делах, обращаться с ним как с преступником. Ни в коем случае!

— Я не задавал никаких вопросов, — возразил Кингшип.

Марион повернулась к нему спиной.

— Я думала, что ты изменился, — сказала она. — Поверила в это. Я думала, что тебе нравится Берт. Но ты не можешь…

— Марион…

— Нет, я не хочу иметь с тобой дела. Квартира, работа… и все это время ты рыл под него яму этим…

— Ничего я не рыл, Марион. Клянусь тебе…

— Ничего? Хочешь, я точно тебе скажу, что ты делал? — Она опять повернулась к нему лицом. — Думаешь, я тебя не знаю? Он был «замешан» в деле Дороти — уж не от него ли она забеременела? И он был «замешан» в деле Эллен. А теперь он «добрался» до меня — и все из-за денег, твоих драгоценных денег. Вот что ты делал, вот о чем ты думал. — Она сунула отцу в руки альманах.

— Все было не так, мисс Кингшип, — сказал Гант. — Все это думал я, а вовсе не ваш отец.

— Видишь? — сказал Кингшип. — Он сам ко мне пришел.

Марион впилась взглядом в Ганта.

— А кто вы такой? Какое вам до всего этого дело?

— Я знал Эллен.

— Это мне известно. А Берта вы знали?