Билл Видал - Смертельное наследство

В начале вечера Моралес получил известие от Шпеера. Все легальные финансы кокаинового барона в размере около семидесяти миллионов долларов находились отныне под контролем костариканского адвоката. Оставшиеся шесть миллионов восемьсот тысяч, проходившие отмывание, представляли некоторую проблему, так как Салазар мог передать их только по прошествии месячного срока и при этом продолжал настаивать на десятипроцентных отчислениях в свою пользу. Шпеер считал, что лучше с ним согласиться, ибо в момент трансферта основной суммы вступать в какую-либо конфронтацию с банкиром крайне нежелательно. Моралесу, конечно, не улыбалось расставаться с почти семьюстами тысячами долларов в виде комиссионных Прачке, но он был согласен с адвокатом: следует закончить все дела с криминальным банкиром побыстрее и не считаясь с потерями.

Шпеер неоднократно предлагал перевести инвестиции из Соединенных Штатов в Европу, но Моралес, как и большинство южноамериканцев, в поисках финансовой стабильности и безопасности всегда смотрел на север. Наркобарон высоко ценил доллар и считал Соединенные Штаты страной больших возможностей, а также самой процветающей частью Американского континента, на котором он сам жил. Европа же пугала его, поскольку Моралес не имел никакого представления о европейских порядках. Но Шпеер, похоже, все-таки был прав: американцы уже наложили лапу на половину состояния Моралеса, и настала пора перевести другую половину в более безопасные места. Пока будет проходить организационный период, он останется в Латинской Америке, но в дальнейшем в качестве места обитания решил остановиться на Испании. Там тот же язык, сходные традиции, пища, а также, что немаловажно, коррупция во властных структурах, которая, как ему казалось, в Испании развита больше, чем в других европейских странах. Кроме того, Моралесу уже приходилось бывать в этой стране и путешествовать по ней, и он помнил, что тогда ему очень пришлась по сердцу Марбелья. Одно время он даже подумывал о приобретении там недвижимости.

И вот теперь наркобарон дал «добро» Шпееру на продажу своих акций и ценных бумаг и перевод денег в Европу.

Самолет, доставивший Шпеера на Арубу, уже вернулся и стоял на взлетной полосе в джунглях неподалеку от фабрики по производству кокаина. Машину проверили, заправили и подготовили к полету в Панаму. Моралесу оставалось уладить только одну проблему, а именно: рассчитаться с Роблесом. Этого человека наркобарон считал ответственным за потерю пятидесяти миллионов долларов и прочие выпавшие на его долю неприятности, по причине чего хотел разобраться с ним лично.

В полшестого Моралес сел в джип и покатил в направлении лагеря. Тупаку выпало вести пикап с запакованными в ящики ценностями, а Амайе — «ниссан-патрол» с членами семьи наркобарона. Индейцы получили распоряжение прибыть к взлетной полосе к восьми часам вечера, проследить за отлетом самолета, а после этого отправляться в свою родную деревню.

Когда Моралес приехал на фабрику, все там, казалось, обстояло как обычно. Рабочие трудились в цехах и во дворе, рафинируя, пакуя и складируя белый порошок, стоивший в десять тысяч раз дороже муки или сахарного песка. Заметив босса, люди напускали на лицо озабоченное выражение и удваивали свои усилия, имитируя повышенную производственную активность. Те, что оказывались ближе к машине, кланялись и бормотали слова приветствия, остальные снимали шляпы. Никто не удивился, когда Моралес, выйдя из джипа, двинулся прямиком к складскому помещению. Они знали, что прошлой ночью араваки привезли и заперли там какого-то парня — на сей раз, по счастью, не являвшегося одним из них. Поэтому его персона и его участь мало волновали рабочих.

Моралес вошел в хижину и взглянул на распростертую на полу фигуру. Этот человек являл собой жалкое зрелище. Моралес взял с полки большой нож для рубки кустарника и склонился над ним.

— Ты меня слышишь? — спросил он ровным, монотонным голосом. Когда пленник кивнул, наркоделец приблизил лезвие ножа к его шее и стал неторопливо двигать им взад-вперед, перерезая, а вернее сказать, перепиливая стягивавшую ему горло веревку. Когда путы упали, агент службы ДЕА с шумом втянул воздух и растянулся поудобнее на полу. — Надеюсь, ты понимаешь, что я собираюсь тебя убить? — равнодушным голосом осведомился Моралес.

Роблес поднял глаза на своего врага и кивнул.

— В таком случае облегчи свои страдания. Расскажи о кое-каких вещах, которые интересуют меня.

Роблес промолчал.

— Ты работаешь на американцев?

— Я американец. И настанет день, когда вы придете к выводу, что, убив меня, совершили самую большую ошибку в своей жизни. Мои люди позаботятся об этом.

— Ваши люди? А кто они, собственно, такие?

— Представители министерства юстиции Соединенных Штатов.

Моралес хмыкнул.

— Ну, делайте то, за чем пришли, — устало произнес Роблес. — Но помните: ваш конец тоже не за горами.

— Я хочу знать, как ты вышел на мои банковские счета. Кто сообщил тебе о них?

— Да об этом половина Медельина знает: в здешних краях люди любят звонить в банк и интересоваться чужими деньгами. — Тут Джулио соврал, но лишь наполовину. — Просто в банке кому-то отвечают на вопросы, кому-то нет. Мне — да. — Он не хотел сдавать Ромуальдеса, поскольку все еще надеялся, что тот сделает, как они договорились. Это его, Роблеса, скорее всего не спасет, но зато Моралесу придется очень худо.

— Значит, банк, говоришь? — Моралес сделал ударение на слове «банк». — Выходит, мне надо поступать, как в стародавние времена, когда деньги держали под матрасом? — Возможно, подумал он, что в утечке информации действительно виноват банк. Но теперь это все не столь важно. В любом случае через два часа Моралес сядет в самолет и улетит отсюда к новой жизни — безопасной и респектабельной. Он расстегнул на Роблесе наручники и снова защелкнул их у него на руках, но на этот раз спереди. — Так тебе будет комфортнее умирать, — без особых эмоций пояснил наркобарон.

Рывком поставив пленника на ноги, он сказал, чтобы тот выходил из хижины и последовал за ним, держа оружие в руке. Выходя из помещения, Моралес прихватил стоявшую рядом с дверьми лопату, после чего отвел американца к границе лагеря.

Роблес понимал, что настала пора действовать. Плохо то, что араваки основательно потрудились над ним. Джулио не сомневался, что у него сломано несколько ребер. Кроме того, цепи на ногах лишали его даже малейшей надежды скрыться в кустарнике. Впрочем, даже без цепей шансы на успешный побег все равно были минимальные. Моралес послал бы за Джулио в погоню людей, досконально знающих местность, которые после поимки снова подвергли бы его жестокому избиению.