Дэвид Моррелл - Испытание

Проснулся он от волчьего воя. Сначала услышал отдельные голоса, а потом, казалось, вся стая завыла прямо над головой.

Потом вой отдалился. Борн догадался, что ветер искажает расстояние. Лошади беспокойно храпели, мелькнула мысль вылезти из мешка и привязать их покрепче; потом он решил, что ничего не случится, да и вылезать из мешка, чтобы сторожить их, не было сил.

— Что там? — пробормотала в полусне Сара.

— Ветер.

— Нет, другое. Что это?

— Волки. Они далеко. Спи спокойно.

На всякий случай пистолет он держал под рукой всю ночь, проваливаясь в сон, просыпаясь, прислушиваясь к нервному топоту лошадей и снова погружаясь в дремоту. Под утро он почувствовал, как что-то давит сверху. Выпростав голову из мешка, он увидел, что на спальнике лежит слой снега толщиной в пару дюймов. Поворочавшись, чтобы сбросить его, он разбудил Сару и выполз наружу. Вокруг стояла густо-серая мгла, небо по-прежнему было затянуто тучами. Пейзаж вокруг не изменился, и Борн решил, что снег на спальнике намело ветром. И тут он заметил, отсутствие пегой кобылы. Непонятно, как ей это удалось. Узел он сделал прочный, сук, к которому он вечером привязал ее, не обломился, веревка не оборвалась, а просто исчезла, словно ее и не было. Приглядевшись, Борн обнаружил другую сломанную ветку и понял причину. В сумерках он не заметил, что веревка перехлестнулась через нее, поэтому узел не затянулся; лошадь дернулась, и привязь просто соскользнула с сука. Как бы то ни было, пегая исчезла, и ветер занес ее следы. Наверное, она стала добычей волков. Продолжая осматриваться, он заметил какое-то движение за густыми, низко свисающими еловыми лапами. Борн поднял пистолет, решив, что крадется волк, но узнал пса, принадлежащего старику. Он хотел застрелить его, но испугался, что выстрел могут услышать преследователи.

— Моя лошадь ушла? — тихо поинтересовалась Сара, выбравшись наружу.

— Зато у нас появилась компания. — Он указал на собаку. — Только держись от нее подальше. Дай мне руку. Теперь сверни спальный мешок.

Пока она этим занималась, он уложил две попоны на гнедую кобылу, водрузил седло и затянул подпругу. Ставшее ненужным второе седло он глубоко закопал в снег. В отличие от вчерашнего дня и ночи не было ни ветерка. Пес стоял ярдах в пятидесяти за деревьями, наблюдая за людьми. Просто стоял и смотрел, не шевелясь.

Борн смотал веревку, засунул ее под луку седла, подобрал лишние седельные сумки и приторочил по бокам, сверху пристроил скатанный спальник, усадил Сару, сам сел позади и двинулся в путь. Вечером он решил сэкономить на ужине, полагая, что одной горячей еды в сутки им хватит. Теперь он вытащил из кармана пару кусков вяленого мяса, которое сберег во время ужина со стариком в городе, дал один Саре, другой сунул в рот. Мясо было холодным и жестким; он с трудом разжевал его. Обернувшись, Борн увидел, что пес, проваливаясь по грудь в снег, выбирается из леса. Добравшись до их следов, он неторопливо потрусил сзади.

Пес все время держался на расстоянии около пятидесяти ярдов. Один раз, когда Борн обернулся, тот куда-то исчез. Через какое-то время он опять взглянул назад — пес следовал за ним. Борн придержал лошадь.

— Почему ты остановился? — спросила Сара.

Пес тоже встал. Потом улегся на снег, вытянув лапы перед собой.

Борн послал лошадь вперед. Пес поднялся и затрусил следом. Борн пустил лошадь быстрее — пес не отставал. Побоявшись, что лошадь устанет, он ослабил поводья, и пес побежал медленнее.

Откуда ни возьмись, подул сильный ветер; началась поземка. Это было странное зрелище: понизу, не поднимаясь выше нескольких футов, струился снег, а над головой четко вырисовывались гнущиеся зеленые ветви сосен. В очередной раз оглянувшись, Борн не увидел пса и живо представил, как тот подбирается под прикрытием снежной пелены, как прыгает сзади… Сжав пистолет, он подстегнул лошадь. Порыв ветра прошел так же резко, как начался. Но пса все равно не было видно.

Потом он вновь оказался за спиной.

Так они и двигались вперед — пес иногда появлялся, иногда исчезал, порой пропадая за сугробами, но когда бы Борн ни оглянулся, расстояние между ними оставалось прежним.

Эту ночь им пришлось провести под деревом; ничего более подходящего Борн не нашел. Он старался не заснуть, лежа в спальном мешке с пистолетом в руке; конец веревки, которой была привязана лошадь, он намотал на запястье, чтобы сразу почувствовать, если что-то неладно.

Он все-таки не заметил, как задремал, и открыл глаза, когда было уже светло. С лошадью ничего не случилось, пес на том же расстоянии лежал под деревом. Собравшись, они двинулись дальше. Собака вскочила и побежала сзади.

Через некоторое время вновь поднялся ветер. Сначала опять замела поземка, потом пошел снег, все гуще и гуще; ближе к вечеру началась метель. Лошадь, которая уже не ела толком, кажется, дня три — Борн не мог вспомнить точнее — шла все медленнее и начала спотыкаться. Он понял, что долго ей не протянуть. Один раз она даже упала на колени, но ему удалось ее поднять.

В это время пес впервые сократил дистанцию.

Впрочем, это могло случиться и раньше. Оглядываясь, Борн все время видел его сзади, но за метелью было трудно определить расстояние. Ясно было одно — тот не хотел терять их из виду.

Пурга бушевала, перемешивая небо и землю. Воздух, казалось, был забит снегом, который валил сверху, летел сбоку, бил в лицо… Они натыкались на деревья, неразличимые в этом снежном неистовстве, пытаясь еще куда-то продвигаться. Борн не успевал протирать глаза; брови превратились в сосульки. Похоже, он просто боялся остановиться, хотя и понимал, что в любой момент они могут упасть в яму или свалиться с обрыва. Когда лошадь действительно упала и они все вместе полетели вниз, он понял, что это конец. Скатываясь по крутому склону оврага, он инстинктивно прижимал к себе дочку, оберегая ее от ударов… Наконец падение прекратилось. Барахтаясь в глубоком снегу, он обнаружил, что все еще сжимает в руке поводья; провалившись по грудь, он встал и попытался поднять лошадь. Он кричал на нее, дергал за уздечку, но ветер забивал слова в глотку. Кобыла приподнялась немного, но тут же рухнула снова. Борн вдруг осознал, что потерял Сару, и кинулся ощупывать снег. Он с трудом мог различить что-либо в этой каше, но, все-таки через несколько шагов наткнулся на нее, сжавшуюся в комочек в сугробе. Там, где упала лошадь, образовалась глубокая яма, и он, не выпуская руки дочери, в изнеможении повалился туда. Почему-то вспомнилась собака. Вдруг Борн заметил, что ветер утих.

Нет, это была иллюзия. Просто они оказались как на дне траншеи; высоко над головой по-прежнему свирепствовала буря. И тут ему пришла в голову идея. Возможно, это будет последняя идея в его жизни, но он должен попробовать ее осуществить. Чертыхаясь и проваливаясь в снег, он заставил себя шевелиться, прикрикнув на Сару: