Эрик ван Ластбадер - Завет

Миновала полночь. Ирема спала в своей девичьей постели, одурманенная чувствами и воспоминаниями; припухшие от любовных утех губы и груди сладко ныли, и во сне она мечтала о Майкле.

Но ее отец не спал, он был далеко от дома, далеко от теплой постели, согретой пышным телом жены. Беззвучно, словно бестелесный дух, он пробирался по улицам Трапезунда. Его не трогала доносящаяся отовсюду музыка, подвыпившие парочки, пошатываясь, проходили мимо, не замечая его. Припозднившийся велосипедист черной кошкой метнулся через улицу перед самым его носом. Отчаянно дымя сигаретой, Картли шагал вперед. Он миновал две старинные церкви, давно превращенные в мечети. Роскошные византийские фасады покрывала вековая копоть, яркие когда-то краски поблекли. Такова была участь почти всех старых зданий в Трапезунде. По стенам бежали трещины, штукатурка и каменная кладка осыпались. Картли казалось, что стоит прислушаться, и он услышит, как жалобно стонут заброшенные дома — полуживые ветераны давно закончившихся войн.

Телефон зажужжал. Картли нажал на кнопку. Появившись из ниоткуда, точно джинн из бутылки, прямо над ухом зазвучал голос Калифа. Адем изложил придуманный Браво план западни для Корнадоро. План произвел на Картли впечатление: определенно, он имел ряд очевидных достоинств. Обдумывая одновременно несколько вопросов, Картли дослушал до конца и подтвердил свое согласие.

— Какой вы выбрали маршрут? Прекрасно, на рассвете мои люди будут на местах.

Он отсоединился, позвонил старшему сыну и отдал необходимые указания. Закончив разговор, Картли убрал телефон. Он почти добрался до цели.

На узкой кривой боковой улочке стояло старое, но крепкое здание, которое Картли приобрел много лет назад. На вид оно ничем не отличалось от покосившихся домов по соседству. На обшарпанном фасаде не было вывесок, и случайный прохожий наверняка принял бы строение за частный жилой дом. Однако на самом деле внутри располагалась церковь Девяти Отроков-Мучеников.

Картли назвал этот крошечный аванпост грузинской православной церкви в честь девяти детей языческого селения Кола. Местный священник крестил их, и они оставили свои семьи ради приемных родителей-христиан, чтобы те воспитали их согласно заповедям Спасителя. Родители пришли за ними и насильно забрали обратно, но дети отказывались от еды и питья, твердя слова Христа, и разгневанные язычники, жестоко избив священника, выгнали его из селения. В последний раз они приказали своим детям, многим из которых еще не исполнилось и восьми лет, вернуться к вере предков. Они отказались, и тогда родители, рассвирепев, камнями забили собственных детей до смерти в назидание прочим.

Картли остановился перед тем, как войти в храм. Он гордился делом своих рук и был доволен данным церкви именем, поскольку оно служило прекрасным напоминанием о том, что действительно происходило в мире, о чудовищных последствиях предрассудков и предубеждений — яда, отравляющего человечество долгие века. Здесь, в чуждом его сердцу Трапезунде, далеко от родной земли, он не нуждался в напоминаниях, но прочие — его дети в том числе, и в особенности упрямая, своенравная Ирема, — нуждались.

Ночью церковь выглядела совсем иначе. Тени искажали все очертания. Храм освещался византийской масляной лампой и болтающейся на проводе голой электрической лампочкой. Как обычно, новое и старое соседствовали между собой, но это соседство неприятно резало глаз: вместо того, чтобы гармонично объединяться, отдельные элементы враждовали. Обставлена церковь была без пышности, помещение казалось практически пустым. Большая картина, изображающая Деву Марию, иконостас, кафедра, грубые деревянные скамьи и, само собой, исповедальня. Дважды в неделю Картли приходил сюда за отпущением грехов. Так как священников он содержал за свой счет, они были только счастливы потворствовать его благочестивой привычке, свидетельствующей об искренней набожности.

Ровно в семь минут первого он открыл дверь исповедальни и присел на узкую скамейку. Через переплет деревянной решетки он увидел профиль священника и узнал его. Отец Шота. Хорошо. Они с отцом Шотой проводили долгие часы в беседах об истории православия в Грузии.

Апостол Андрей, брат Петра, приехал в Грузию, чтобы проповедовать Святое Евангелие, и привез с собой нерукотворную икону Пресвятой Богородицы, которой приписывалось божественное происхождение. С того времени Богородица считалась покровительницей Грузии. Впоследствии на развитие привившегося в Грузии православия оказала колоссальное влияние Византия. Картли, ревностному любителю истории, нравилась идея возвращения его веры к ее истокам; круг замкнулся, конец пути стал новым началом.

— Отпустите мне грехи, святой отец, ибо я грешен, — начал он.

Отец Шота откликнулся:

— Смотри, сын мой, сам Христос стоит незримо рядом с тобой, принимая твое покаяние. Не стыдись и не бойся, ничего не утаивай от меня, признай, в чем согрешил, и получи прощение от господа нашего Иисуса Христа. Се, его святой лик перед нами…

Внезапно деревянный экран разлетелся вдребезги под сокрушительным ударом. Острые обломки попали в лицо Картли, он инстинктивно поднял руки, защищаясь, и тут же вынужден был подхватить вывалившегося в образовавшуюся дыру человека.

— Отец Шота! — выкрикнул он.

Веки священника судорожно трепетали, на губах пузырилась розовая пена; он пытался что-то сказать, но тщетно… Картли почувствовал, как медленно сочится под ладонями кровь, теплая, вязкая, в нос ему ударил сладковатый, тошнотворный запах. Обхватив святого отца за плечи, он всматривался в его лицо, напрасно ища признаки жизни. Он не был готов к атаке, когда дверь за его спиной распахнулась.

Полуобернувшись, он нечетко, краем глаза увидел, как мелькнуло за его спиной ухмыляющееся лицо. В следующую секунду его искалеченную правую руку пригвоздила к дощатой стене исповедальни длинная заточка, с отвратительным хрустом вошедшая в ладонь. Не обращая внимания на боль, Картли попытался ударить нападавшего левой рукой, но отец Шота навалился на него всем своим весом, так что он был практически беспомощен.

Деймон Корнадоро вытащил кинжал, сгреб в кулак волосы на затылке священника.

— Нет! — крикнул Картли. — Ради всего святого, пощадите его!

— Пощадить? С какой стати? Он же предал тебя, Картли. Это он сказал мне, что ты придешь сюда сегодня ночью. — С мастерством хирурга Корнадоро полоснул острием кинжала по горлу святого отца. Приставив колено к пояснице мертвеца, он грубо толкнул его, и тело рухнуло на Картли, заставив того вжаться в скамью. Противоестественно вывернутая голова священника откинулась назад, на лице застыло выражение изумленного ужаса.