Эрик ван Ластбадер - Завет

Использованная его отцом система кодирования базировалась на квадратной матрице с шестью графами на каждой стороне — для символов A, D, F, G, V, X; их по-парные сочетания соответствовали двадцати шести буквам английского алфавита и десяти цифрам. Полученный промежуточный двухбуквенный код записывался в ячейки прямоугольной матрицы и транспонировался в заключительный шифр.

В конце концов Браво получил одно-единственное слово: «саркофаг».

— Куда теперь? — спросил Рюль спустя какое-то время. — Ты знаешь?

— Обратно в Венецию, — ответил Браво, убирая в карман блокнот и крестик. Обрезки красной пряжи он бросил в темные волны лагуны. Они были следами отца, побывавшего здесь до Браво; и теперь он снова словно вернулся сюда…

Над безмятежной гладью лагуны простерла жемчужно-розовые пальцы встающая на востоке заря. Браво и Рюль были здесь совершенно одни. Рассеянный свет превратил лагуну в безупречно гладкое зеркало из жидкого металла, по которому скользил их катер, легко, как хорошо отточенный нож, разрезая матово блестящую поверхность. Кричали и кружились в небе птицы, разбуженные рассветом и голодом. Охотясь, они пикировали с высоты в воду и выныривали с зажатыми в изогнутых клювах рыбинами, торопясь набить пустые желудки.

Оказалось, что, кроме птиц, поблизости поджидали и другие охотники. Обогнув Лидо, Браво и Энтони увидели полицейский катер. Рюль сбросил скорость.

Браво подошел и встал рядом.

— Что вы делаете?

— Увидишь.

Он не изменил курс. Напротив, насколько Браво мог судить, Рюль направил катер прямиком на полицейскую моторку. А та уже тронулась им навстречу, Браво точно разглядел, хотя и знал, что при подобном освещении гладкая поверхность лагуны иногда искажает очертания предметов; могут даже возникать миражи, как в пустыне. Но не на этот раз. Он видел, как приподнялся нос полицейского судна, взбивая в пену убегающие назад волны.

— Дядя Тони…

— Верь мне, Браво. Просто верь.

Полицейский катер несся прямо на них, ревя двигателями, распугивая пирующих птиц. Браво видел человеческие фигурки на борту, но лица и одежда пока что были неразличимы.

Он услышал звук, похожий на бормотание ветра в снастях, когда разом надуваются все паруса. Но на их моторном катере, разумеется, не было парусов. Браво понял, что это дядя Тони счастливо напевает что-то себе под нос. Он был в своей стихии, он управлял быстроходным судном, летящим навстречу противнику. «Вот ради чего он живет, — подумал Браво. — Voire Dei для него как ветер, раздувающий его пламя».

Полицейские приближались, — по мнению Браво, угрожающе быстро.

Рюль перестал напевать.

— Держись, — процедил он сквозь зубы.

Браво вцепился в поручни обеими руками. Рюль выжал рычаг дросселя до упора, и катер прыгнул вперед. Браво успел увидеть изумление на лицах полицейских, смотревших на несущийся прямо на них катер, почувствовал охватившие их смятение и ужас. Рюль вывернул штурвал направо. Катер резко повернул, — у Браво захватило дух, — левый борт вздыбился, подняв волну, и вода хлынула на палубу полицейского судна, словно толпа пиратов на атакуемый корабль.

Оторвавшись таким образом от погони, они помчались на северо-восток, в сторону Венеции. Впереди показался еще один островок, его северный берег находился по правому борту. Браво оглянулся. Подтопленный ими полицейский катер развернулся и, рыча мотором, набирал скорость, догоняя их.

— Какой-то странный у них катер, — сказал Рюль. — Полицейские здесь ездят на других. Этот слишком длинный, и осадка чересчур большая.

— Вы совершенно правы. Это вовсе не полиция. Я узнал одного из людей на катере. Это страж, я видел его в монастыре.

Рюль кивнул.

— Цорци. Они сели нам на хвост.

Островок приближался, пустынный, заросший тростником и изобилующий громко щебечущими птицами. Сладковато запахло гниющей травой и водорослями. Чтобы вести здесь катер, требовалось большая осторожность: местами было очень мелко. От берега отходили длинные песчаные банки, прекрасные естественные площадки для сбора съедобных моллюсков; здесь кормились птицы.

Солнце уже поднималось над горизонтом, красное, раздутое, словно охваченное лихорадкой. Отблески света играли на воде, и остров казался дальше, чем был на самом деле. Воздух быстро нагревался, искажая перспективу, порождая диковинные миражи.

— Нельзя позволить им остановить нас. — Браво наклонился к Энтони, чтобы перекричать ревущий двигатель. — Вы должны отвезти меня в Венецию!

Рюль резко повернул штурвал.

— Не волнуйся, — хмуро сказал он, — я собираюсь вывести Цорци из игры раз и навсегда.

Не будь Паоло Цорци самим собой, его бы точно хватил удар. Но он не поднялся бы до такого высокого положения в ордене, если бы был нетерпелив или поддавался собственным порывам. «Всему свое время», — вот каков был его девиз. Даже теперь, когда будущее висело на волоске, он оставался абсолютно спокоен. Он не винил свою команду и себя самого за то, что они не успели должным образом отреагировать на внезапный самоубийственный рывок Рюля. Но теперь Паоло решил, что больше не допустит подобных сюрпризов.

Когда их катер развернулся, снова устремляясь в погоню, Цорци сам встал за штурвал. Вместо того, чтобы направить катер след в след за Рюлем, он начал заходить слева, постепенно прижимая беглецов к маячащей впереди северной оконечности острова. Он ухмыльнулся. Шансы Рюля стремительно уменьшались. Скоро у него не останется ни одного.

— Он гонит нас к берегу острова, — сказал Браво. — Мы сядем на мель.

— Он будет разочарован. И в этом, и во всем остальном, — тихо, но яростно процедил Рюль.

— Но вы ведете катер прямиком к отмелям, — сказал Браво.

— Цорци наверняка очень доволен, — отозвался Рюль.

Обманчивый свет раннего утра не позволял по еле уловимым различиям в цвете воды определять перепады глубины, отличая безопасные пути от мелководья, как издавна делали моряки, чтобы избежать кораблекрушения. Даже самые точные и подробные карты лагуны из-за предательских отливов и игры света часто оказывались бесполезны везде, за исключением нескольких самых глубоких протоков.

Остров стремительно приближался, поля колышущегося тростника, лужи на берегу, оставшиеся после прилива, снующие туда-обратно возле своих гнезд птицы и пара длинных соляных отмелей — barene, чудного нежного цвета, точно горло девушки, напоминающих гигантские пенные барашки в волнах прибоя. Ближняя была чуть покороче. На дальней банке Браво разглядел дюжину или около того людей. Они ходили по колено в воде, нагнувшись, и собирали моллюсков. В венецианских ресторанах их свежими подавали к обеду и ужину в тот же день.