Эрик ван Ластбадер - Завет

— По понятным причинам, — произнес он, — в крипте нет электричества.

Они начали спускаться по винтовой лестнице в подземелье. Мраморные ступени со временем так истерлись, что посередине образовались углубления. Для Венеции, города, построенном на воде, крипта располагалась довольно глубоко. Здесь было очень сыро и холодно. На полу блестела вода, по влажным стенам суетливо сновали крохотные членистоногие существа, с едва слышным щелканьем перебирая многочисленными ножками, — точно армия невидимых клерков водила по бумаге канцелярскими перьями.

— Существование этой крипты — тайна, и она ревностно охраняется, — сказал священник.

Крипта оказалась просторнее, чем ожидал Браво. Два ряда каменных саркофагов уходили вглубь помещения, между ними располагался узкий проход. На крышках саркофагов были вырезаны скульптурные подобия усопших. Некоторые держали в руках кресты, прочие прижимали к груди рукояти мечей.

Отец Дамаскинос обернулся к Браво.

— Вы — сын Декстера, верно?

— Да. Вы знали моего отца?

— Наша дружба опиралась на взаимное доверие. Мы оба полагали, что история ушедших времен имеет огромную власть над людьми и сегодня. Ваш отец, знаете, был настоящим знатоком истории. Иногда я переводил для него древние тексты, над которыми он работал. В свою очередь, хотя я никогда об этом не просил, церковь каждый месяц получала определенную сумму со специально открытого им счета.

Отец Дамаскинос обратился к Рюлю:

— Вас, мне кажется, удивляет, что Декстер тесно общался с кем-то, не принадлежащим к ордену, но вспомните: союз между орденом и православной церковью длился веками. Мы помогали ордену, предоставляя нужные сведения, иногда даже секретные документы, еще в те далекие времена, когда члены ордена посещали Левант-Самсун, Эрзурум, Трапезунд… Этот союз был совершенно естественным, продиктованным необходимостью; ведь и наша церковь, и орден были врагами Папы.

Ступая по воде, они пошли по проходу. «Любопытно, — подумал Браво, — в крипте покоятся мертвые, и все же здесь больше жизни, чем в церкви наверху…» Как и его отец, Браво считал историю мира бездонным источником новых открытий и полезных уроков. Вдвоем с отцом они проводили долгие часы над старинными текстами, предпочитая уцелевшие подлинники любым переложениям. Страницы древних рукописей хранили истинные мысли и слова тех, кто жил на земле столетия назад. По мнению Декстера, для историка не было ничего хуже, чем работать с позднейшими толкованиями, не имея возможности обратиться к первоисточнику.

— Значит, вы теперь тоже в Voire Dei, — сказал священник. — Ваша жизнь сильно изменилась, не так ли?

— Моя жизнь изменилась, когда не стало отца.

— Да, верно, — сдержанно проговорил отец Дамаскинос. — Ваш отец был уникальной личностью. Интересно, похожи ли вы на него?

— Вы имеете в виду дар предвидения?

Священник кивнул.

— Ваш отец воспринимал битву, разгоревшуюся в Voire Dei и распространившуюся на весь мир, несколько иначе, чем остальные. Он мыслил шире, пожалуй, вот как можно сказать. Конечно, он знал, насколько велика была на протяжении многих веков роль мировой политики в том, что происходило между враждующими сторонами. Уже в пятнадцатом веке, несмотря на внешнюю сторону конфликтов — религиозные расхождения, — мотивы были чисто политическими. Столетия спустя те, кто отказался признать, что основной движущей силой стала экономика, обрекли сами себя на провал… так, к примеру, получилось с коммунистами.

Жажда экономического превосходства — это мощный рычаг, и вот уже лет двадцать, не меньше, им успешно пользуются члены Voire Dei, да и не только они… Страсть к наживе и желание добиться политических преимуществ настолько захватили умы участников этой гонки, что они не желают оглядываться по сторонам, делая поправки на происходящие изменения. Но Декстер знал, он видел, что на фоне экономической войны снова медленно разгорается война религиозная. Так называемые экономические причины — ожесточенная борьба за источники нефти, — лишь прикрытие, как уже бывало раньше. Такова власть истории. За обманчивой внешней стороной конфликта снова кроются иные мотивы, на сей раз религиозные. Фундаментализм. Христианство на одной чаше весов, ислам — на другой. Пришел день страха не только для израильтян и арабов, но и для Америки с ее набирающей обороты приверженностью к фундаменталистскому христианству. Конфликт вышел за рамки традиций Voire Dei, и все же именно вы оказались в фокусе. Декстер полагал, что грядет век новых крестовых походов. Без сомнения, таково будущее, и те, кто не прислушается к его приближению, будут погребены под его пятой…

Заметив ухмылку на лице Рюля, отец Дамаскинос резко оборвал свою речь.

— Вы не согласны, мистер Рюль?

— Нет, не согласен. Орден перестал быть религиозной организацией, мы все миряне, и Декстер знал это лучше, чем кто бы то ни было. Предполагать, что он мог увлечься идеей религиозной войны, абсурдно.

— Но ведь за вами охотятся ставленники Папы, и так яростно, как никогда прежде.

— Папа ничего не знает об этом, — бросил Рюль. — Если вокруг него и вьются люди, подобные кардиналу Канези, — тем хуже для Ватикана. Кроме того, Канези движут вовсе не мотивы веры. Он хочет политической власти. Думаете, ему есть дело до Завета Христова? О нет, он разве что хочет уничтожить его. Ведь этот документ способен разрушить тот фундамент, на котором он выстроил свою крепость. Он жаждет получить Квинтэссенцию, друг мой. Это ведь его единственный шанс спасти свою шкуру.

— Он никогда не получит Квинтэссенцию. Наш добрый кардинал обречен.

— Очень может быть, — возразил Рюль, — однако Папа долго не протянет. Через несколько дней все будет кончено. И уж поверьте мне, Канези приложит все усилия, чтобы уничтожить орден раньше, чем это произойдет.

— Да вы безбожник!

— За долгие годы, святой отец, я в совершенстве овладел высоким искусством атеизма.

— Мне жаль вас, — сказал отец Дамаскинос.

— Ах, святой отец, какая трогательная забота о заблудшей душе! — Рюль не счел нужным скрывать сарказм. — Ничего, мы вели благочестивые разговоры о вере и божественном промысле достаточно долго. Теперь небеса просто обязаны вознаградить меня еще несколькими годами беззаботной жизни! И хватит болтовни. Давайте же наконец перейдем к делу.

Дженни с трудом выбралась на сушу. Самое время было возблагодарить провидение за чудесное спасение из воды. Руки у нее онемели, ноги дрожали и разъезжались, как у новорожденного теленка. Резь в основании шеи отдавалась в голове жесточайшей болью.

Она спряталась в тени недалеко от Паоло Цорци, вокруг которого собрались стражи. Они только что высадились на набережной в Кастелло. Цорци что-то говорил в трубку мобильного телефона. Дженни повезло; благодаря специфической акустике улицы она слышала каждое слово наставника.