Торкиль Дамхауг - Взгляд Медузы

Она отвела глаза.

— Я должна признаться кое в чем, Аксель, — ответила она после минутной заминки. — Я ведь не случайно оказалась на практике в вашей клинике. Я поменялась с другим студентом. Когда вы читали нам лекции весной, я каждый день старалась поймать вас в перемену. А потом я думала о вас. И мне почему-то казалось, что и вы обо мне думаете, — такая вот глупость. Но вы меня даже не вспомнили, когда я в первый день практики пришла к вам в кабинет.

— Зачем тебе это было нужно? — спросил он.

— Мне нужно было снова с вами поговорить.

— Поговорить?

Он дотронулся до ее плеча. Мириам прильнула к нему:

— Мне кажется, я этого хотела.

Нижняя губа у нее слегка оттопыривалась. Он наклонился и поцеловал эту губку:

— А теперь мне пора.

Он поднял ее со стула. Узкие брюки плотно обтягивали ее бедра. Его рука скользнула ей под пояс. Она привстала на цыпочки и прижалась губами к его шее.

— Не надо, Мириам.

— Ну ладно, — пробормотала она, — не надо так не надо.

После вечерней службы отец Раймонд остался в костеле. Ему предстояло принять исповедь, и он не стал гасить свечи. В эти минуты, пока он сидел вот так, ждал и вслушивался в пространство большее, чем земное, его душу наполнял покой. Он мог в такие моменты слиться с тишиной. Звуки уличного движения едва доносились извне. Наконец отворились двери. Он тотчас же узнал фигуру, приближавшуюся к нему по центральному проходу.

— Доброго вечера! — с шутливой торжественностью вымолвил он. — Вот так сюрприз!

Молодая женщина схватила протянутую ей Руку:

— Я не отниму у вас много времени, отец Раймонд.

Он замотал головой:

— Милая Мириам, знала бы ты, как я рад тебя видеть! Ты же месяцами не показываешься.

Он проводил ее к небольшому закутку рядом с ризницей, указал рукой на скамью рядом у двери. Сам сел на стул напротив.

— Я так часто думаю о тебе, — сказал отец Раймонд. — Вот и сегодня тоже думал.

И осознал вдруг, что то же самое было и накануне, и утром, когда он пришел в свои покои. Он думал о ней, вставляя ключ от двери в замочную скважину. Он думал о ней потому, что она явилась ему во сне, увиденном этой ночью. Но этого он не сказал, просто спросил, как идут дела с учебой. Мириам отвечала как-то рассеянно, и это удивило его, потому что обычно она подробно рассказывала о том, чем занималась.

Он положил ногу на ногу и откинулся назад, разглядывая ее. Именно ее лицо — вот что больше всего завораживало его в ней. Видеть перед собой красивое лицо — это всегда действовало на него позитивно. Как хорошее вино или как изящно изложенный текст. Но в лице Мириам было нечто большее. Оно наводило его на мысль, к которой он и так часто возвращался.

Ее высказал один философ, который, как ни странно, был родом из ее страны [9] Имеется в виду Эммануэль Левинас (1906–1995) — французский философ еврейского происхождения, родом из Литвы. и на изучение трудов которого отец Раймонд потратил годы своей жизни. «Его печать в лице Другого».

— Я встретила одного человека, — сказала Мириам.

Он довольствовался тем, что пару раз кивнул, и потянул паузу ровно столько, чтобы ей не осталось ничего иного, как продолжить.

— Одного мужчину.

Это он и так понял. Он начал легонько раскачиваться взад и вперед на стуле, как если бы старался прогнать все прочие мысли, что могли занимать и отвлекать его.

— Ты это так сказала, словно сама не рада.

Разом куда-то улетучилось дурное настроение, что не давало ему покоя весь вечер, напротив, он чувствовал, как внутри ширится и растет некая тихая радость. Девушке было трудно. Она пришла к нему. Некоторое время тому назад она уже приходила к нему, чтобы поговорить о мужчине. Она тогда хотела порвать с тем человеком, но ей было его жалко, и она чувствовала, что не в состоянии причинить ему еще большую боль.

— А давно ты повстречала его… этого, нового? — осторожно поинтересовался отец Раймонд.

— Сегодня как раз будет неделя.

Он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь.

— Я знаю, может показаться, что мы совсем мало знакомы, — поторопилась она добавить, — но кажется, будто я знала его всегда. Не знаю, как это объяснить.

— Ну же, ты так хорошо умеешь все объяснять, — подбодрил ее пастор.

Она долго смотрела на него.

— Мы не сможем продолжать встречаться… Он старше меня на семнадцать лет.

— Вот как.

— Он женат, и у него трое детей. Вот и рассказала. Если вы теперь прогоните меня, я это пойму.

Губы отца Раймонда тронула улыбка.

— Не думал, что ты такого плохого обо мне мнения.

Она рассказала много чего еще. И все же у него возникло ощущение, что чего-то она недоговаривает. Что-то мучило ее: она казалась даже напуганной, но он не стал на нее давить. Когда она замолчала, он спросил:

— Может ли человек обрести счастье вместе с другим человеком, если это счастье будет построено на разрушенной жизни других людей?

— Думаю, что нет, святой отец.

Он кашлянул:

— Как далеко зашли ваши отношения?

— Мы с ним немножко пообщались еще до каникул, когда он читал у нас лекции. Я думала о нем все лето. Я думала, что если мне удастся снова с ним встретиться, то эти мысли отпустят меня, но стало только хуже.

— Так, значит, вы с ним не… — начал пастор. — Он тебя ни к чему не принуждает?

— Это все я затеяла, — решительно ответила она. — Я это заранее спланировала.

Отец Раймонд был с ней знаком все те шесть лет, что она жила в Осло. С тех самых пор, как она пришла к нему сюда в первый раз, его влекло к ней, но так, что он мог это разрешить себе. Эта слабость служила своего рода напоминанием, окошком в ту жизнь, которую когда-то вел и он; отказавшись от страсти, которая терзала его в прошлой жизни, он обрел ее снова, но в иной плоскости, где ее держало в узде не принуждение, но радость.

— Я никогда не забуду, как вы мне помогли в тот раз! — воскликнула она. — Ведь именно разговоры с вами придали мне сил, чтобы вырваться из тех отношений. Иначе они разрушили бы меня.

— Я только и сделал, что помог тебе соткать из отдельных нитей цельное полотно, — уточнил он. Ему не хотелось сейчас бередить этого; гораздо важнее было дело, ради которого она пришла к нему сейчас и что пожелала рассказать ему. И он вынужден был признать: его подстегивало и собственное любопытство. — Так на сколько далеко зашли… ваши отношения? Я говорю о тех, что начались недавно.

— Ничего такого у нас с ним не было. Он поцеловал меня и ушел.

Отец Раймонд склонился к ней:

— Я хотел бы, чтобы ты, прежде чем уйти отсюда, задумалась над двумя вопросами. Во-первых, чего он от тебя ожидает?

Но Мириам не могла или не хотела ответить на этот вопрос, и он попросил ее рассказать, что она знает об этом человеке. Потом он подвел итог сказанному ею: